Очерк истории осетинского языка
Современное научное издание
Камболов Тамерлан Таймуразович (1959). Доктор филологических наук, профессор. Зав. кафедрой ЮНЕСКО СОГПИ, действительный член Российской Академии педагогических и социальных наук. Научные интересы: индоевропейское и иранское языкознание, социолингвистика, история осетинского языка, мифология и эпос. Из других научных трудов Т.Т. Камболова на нашем сайте представлена монография «Языковая ситуация и языковая политика в Северной Осетии: история, современность, перспективы» (2007).
Фрагмент из книги
6.1. Истоки субэтнического подразделения осетинского народа
Первым исследователем, указавшим на наличие диалектов в осетинском языке, был Ю. Клапрот, выделивший иронский и дигорский виды осетинской речи1. Более полная диалектологическая картина была представлена в Осетинской грамматике А.М. Шёгрена, где наряду с двумя диалектами, тагаурским (иронским) и дигорским, было выделено также южно-осетинское «подречие» иронского диалекта2. В.Ф. Миллер первоначально в осетинском языке выделял три диалекта, иронский (восточноосетинский), дигорский (западно-осетинский) и южный3, но, в итоге, и он остановился на двух диалектах и одном «подречье», включив в восточный диалект алагирцев, куртатинцев и тагаурцев, в дигорский, западноосетинский диалект — дигорцев и определив двальский как подречье иронского4.
За
полтора столетия научного изучения
осетинского языка
В соответствии с другой гипотезой, сформулированной Б.А. Алборовым, осетинский народ первоначально состоял из северной и южной ветвей, первая из которых впоследствии разделилась на две группы — иронскую и дигорскую. Соответственно, в этом случае предполагается древнее разделение праосетинского народа на будущих иронцев и дигорцев, с одной стороны, и джавцев, с другой6.
В.И. Абаев также видел истоки диалектного членения осетинского языка в древних причинах, в древнеиранских корнях осетинского языка7. Дигорский диалект по ряду фонетических и морфологических признаков представляет, по мнению В.И. Абаева, предшествующую ступень развития иронского диалекта, а оба диалекта представляют как бы две исторические ступени развития одного языка. Говоря о различиях в двух диалектах, В.И. Абаев полагает, что они отражают старое племенное деление осетинского народа на две ветви — иронскую и дигорскую. Очевидный «архаизм» дигорского он связывает с тем, что дигорское племя раньше иронского попало в условия замкнутости и изоляции в горных ущельях, которые способствовали «консервации» его языковых признаков и его расхождению с иронским, носители которого значительный период продолжали находиться в интенсивных межплеменных сношениях в условиях открытой равнины и успели перейти на новую ступень языкового развития8.
Это мнение В.И. Абаева о причинах зарождения диалектных расхождений в осетинском языке и сегодня продолжает оставаться наиболее общепризнанным. В то же время, насколько нам известно, исторических оснований для предположения о более ранней изоляции в горных ущельях носителей дигорской речи попросту не существует. Более того, средневековые армянские, арабские и иные письменные памятники свидетельствуют скорее об обратном. Впрочем, мы вернемся к этому вопросу ниже.
Собственно языковые процессы, приведшие к формированию осетинских диалектов, В.И. Абаев представляет следующим образом:
1.
Некоторая весьма
2.
Ряд фонетических расхождений
и некоторые морфологические
следует отнести за счет
3.
Значительная часть
4.
Наконец, многие словарные
В.А. Кузнецов поддерживает В.И. Абаева в том, что «можно считать, что ираноязычные предки дигорцев появились на Северном Кавказе несколько раньше аланов-аорсов и представляли какое-то иное сарматское племя. Генетически можно предположить, что ими могли быть сираки — родственное аорсам сарматское племя»11. Следует отметить, что следы пребывания сираков обнаруживаются археологами на территории расселения осетин в средние века на западе до берегов р. Лаба, а на востоке — до устья р. Сунжа12. Этноним сираков некоторые ученые видят и в топонимии Северной Осетии, и Трусовского ущелья Грузии (в Казбекском районе) — Širnad ‛Сирова дорога’, в северо-восточной части Алагирского ущелья, где находятся селение Širnad, местность Širy zyqq ‛Сирова лощина’, а также к востоку от современной Осетии -пастбище Širnad у подножья Майли (Санибанское ущелье) и луг Širnad к югу от Осетии (в Трусовском ущелье)13.
М.И. Исаев также считает, что предпосылки для возникновения диалектного членения осетинского языка существовали уже в древний период, поскольку некоторые из иронско-дигорских различий восходят к аланской и даже скифо-сарматской эпохе14.
Гипотеза о происхождении иронского и дигорского диалектов из разных языков близкородственных ираноязычных племен («название „дигор“ было связано по происхождению с каким-то племенем, отличным от иронцев-алан»15) Д.Г. Бекоевым расширяется и распространяется, в том числе, и на двалов: «...аланы-осетины ко времени их появления на Северном Кавказе внутри себя делились на отдельные племена иронов, дигорцев и двалов, представлявших, по-видимому, диалекты и говоры алано-осетинского языка»16. Соответственно, «осетинский народ на Северный Кавказ принес с собой иронский диалект, дигорский диалект и двальский чокающе-шокающий говор иронского диалекта. Судя по историческим сведениям об их географическом расположении и современному их состоянию, на иронском диалекте могли говорить аланы (нынешние иронцы), на дигорском — сираки (современные дигорцы), а на двальском чокающе-шокающем говоре — аорсы (нынешние двалы: кударцы, джавцы, корнисцы, ортевцы и т.д.)»17.
Идею докавказской диалектной расчлененности предков осетинского народа поддерживает и Ю.А. Дзиццойты, но предлагает другую последовательность их прихода на Кавказ. По его мнению, первыми сюда пришли носители староджавского наречия, а затем — предки иронцев и дигорцев18. В принципе, эта гипотеза развивает однажды уже высказанное предположение Б.А. Алборова о том, что разделение осетин на южную и северную ветви произошло раньше, чем разделение северо-иронской и дигорской частей.
Однако это противоречит некоторым наблюдениям лингвистов и антропологов, которые отмечают много общего в языке и антропологии у джавских осетин (по терминологии некоторых исследователей — двалов Южной Осетии) и дигорцев19. Неслучайно З.Н. Ванеев считает, что «наряду с дигорцами из представителей иронского диалекта одной из первоначальных миграционных волн на территории нынешней Осетии были двалы (иронцы). Дигорцы и двальцы могли представлять результат одновременного миграционного толчка аланских племен. Этот миграционный поток мог совершиться задолго до гуннского нашествия»20.
Это предположение основывается, в том числе, и на определенных языковых схождениях в дигорском диалекте и джавском говоре как на уровне фонетики, так и лексики. Г.С. Ахвледиани, используя два фонетических явления осетинского языка, а именно рефлексы палатализованных велярных смычных и старых аффрикат в осетинских диалектах, приходит к интересным выводам. Старые общеосетинские велярные смычные g, k, k’перед передними гласными i, е, у сохранились в стародвальском и в дигорском в палатализованном виде g, k, k’, а в иронском перешли в шипящие аффрикаты ġ, č, č’. Позднее в новодвальском произошел тот же переход, но под влиянием североиронского. Таким образом, с точки зрения рефлексов палатализованных велярных смычных, осетинский язык делится Г.С. Ахвледиани на дигорско-двальскую и иронскую разновидности21.
Как
известно, в джавском говоре сохранилось
значительное количество слов, известных
дигорцам, но отсутствующих в северо-
Ю.А. Дзиццойты, приводя в качестве одной из джавско-дигорских изоглосс лексемы ady, adgur (джав.) — ad, adgor (дигор.) ‛одолжение’, ‛должник’, отмечает, что «эти и подобные джавско-дигорские изоглоссы свидетельствуют об участии общего этнического элемента (курсив мой — Т.К.) в этногенезе южных осетин и дигорцев»23. При этом он полагает, что в числе сарматских племен, переселившихся в Южную Осетию до татаро-монгольского нашествия и смешавшихся с местным скифским населением, были и носители дигорского диалекта24. Но тогда дигорский элемент должен был быть чрезвычайно массированным, чтобы определить антропологический тип джавцев. Дело в том, что академик М.Г. Абдушелишвили отмечает, что «группу осетин Джавского района, представляющую один из типов кавкасионского варианта, нужно свести к тому же аборигенному населению Кавкасионского нагорья, к которому относятся и дигорские осетины»25. Более того, «... можно сделать заключение о том, что иронцы ... должны представлять потомков некогда широко распространенного этнического объединения, который подвергся трансформации путем ассимиляции древнейшего аборигенного населения, с одной стороны, и влившихся впоследствии других элементов, с другой стороны. Аборигенным населением Кавказских гор есть основание считать кавкасионский тип, среди же осетинских групп — в частности дигорцев, а также осетин Джавского района...»26.
Таковы, в основном, представления ученых о причинах и процессах возникновения диалектов осетинского языка. Однако о чем свидетельствуют исторические документы?
Указания
на субэтническое деление осетин
впервые встречаются в
Какие сведения можно извлечь о структуре аланского этноса из этого нагромождения трудноопределимых топонимов и экзотических этнонимов? Очевидно, что на крайнем северо-западе Сарматии живет «народ аланов аш-дигор», затем какие-то неизвестные народы, потом «просто» дигоры, за которыми в стране Ардоз — аланы, а в Кавказских горах, среди других неизвестных народов — дуалы, Dualk’, Dowalk’. Первых (аш-дигоров) А. Алемань отождествляет с предками современных дигорцев, среди вторых обнаруживает кударцев (кудеты), пропускает третьих (просто «дигоров»), в четвертых видит иронцев, а в пятых — двалов28.
Очевидно, что такая схема неизбежно вызывает, как минимум, два вопроса: во-первых, что за неизвестные народы разделяют аш-дигоров и просто дигоров, во-вторых, чем отличаются эти две дигорские группы?
Анализируя состав и дислокацию средневековых осетинских племен, мы хотели бы обратить внимание на сведения, приведенные в средневековых арабских источниках, в частности, на свидетельство Ибн-Рустэ (X в.), который отмечал, что народ алан делился на четыре (?) племени29. При этом главное из них то, которому принадлежат «благородство и царская власть», носило название D.ḥsās30. А. Алемань, вслед за Г. Блайхштайнером31 и В. Минорским32, считает возможным внести в арабское написание племени D.ḥsās — изменение в прочтение первой буквы, а именно как , позволяющее его интерпретировать как *Ruhs-Ās ‛светлые, белые асы’, т.е. как рефлекс древнего Ρωξολανοι, роксоланы33. Предположение это в свое время было поддержано и В.И. Абаевым34. Однако А.В. Гадло считает, что «слово „дахсас“ может быть передачей термина ос (овс), грузинского имени алан»35 или их абхазского наименования ауапс36. Мы также полагаем, что название этого средневекового аланского племени имеет больше связи с современными осетинами, чем с древними роксоланами. На наш взгляд, у Ибн-Рустэ в арабском искажении названия аланского племени D.ḥsäs можно видеть diğ-as, т.е. предлагавшийся уже В.И. Абаевым для этимологизации этнонима digor исходный элемент -diğ (-dəğ) с последующим as. Это было бы вполне возможно, если в состав этого племени на каком-то этапе входил не только иранский компонент, но и ассимилированный субстратный адыгский, что и могло отразиться в составном названии племени. К историческим основаниям подобной гипотезы мы обратимся ниже.
Если наше сближение араб. D.ḥsās = алан. *diğ-as верно, то другое указание Ибн-Рустэ позволяет нам проверить географическую дислокацию аш-дигоров. Напомним, что арабский автор характеризует это племя как наделенное «благородством и царской властью»37.
Соответственно, подтверждается западное положение племени аш-дигор, поскольку известно, что политический центр и сама царская резиденция Алании находились в ее западной части, на Кубани.
Несмотря на кажущееся несоответствие этого западного расположения аш-дигоров указаниям Армянской географии («.. .начиная с востока на запад, прежде всего народ аланов аш-дигор...»), представляется, что и в ней речь идет о той же локализации. Важно определить исходную точку зрения. А таковой, как явствует из начала пассажа, является Каспийское море, вероятно, в районе устья Волги. Соответственно, если двигаться от Каспийского моря, т.е. с востока на запад, неизбежен выход на просторы Западного Кавказа и, соответственно, к области расселения аш-дигоров — Западной Алании.
Дальше речь идет о том, что к югу от аш-дигоров живут «хебуры, кудеты, аргвелы — которые маргвелы — и скивны — (которые) такуйры». Полагаем, что речь идет о горских народах к югу от истоков Кубани, возможно, хевсурах, кударах38, мингрелах и сванах. Леонтий Мровели сообщает об овсах, прибывших в Грузию по Такуерской дороге39, которую Ю.С. Гаглойти располагает в одноименной горной области в Западной Грузии и которая связывала этот регион с Северным Кавказом40.
Таким образом, эти народы не были расположены между аш-дигорами и просто «дигорами». Однако идет ли в источнике, действительно, речь о двух дигорских группах? Например, К. Цукерман, исходя из сведений, изложенных в рассматриваемом армянском средневековом сочинении, действительно считает, что на этнической карте Северного Кавказа представлены два дигорских элемента — аш-дигоры Aš-Tigor, которые являются аланским племенем, и дигоры, не связанные с аланами, т.е. он полагает, что из фразы «за дигорами находятся аланы в стране Ардоз Кавказских гор...» вытекает, что речь идет о другой, отличной от аш-дигоров, группе. При этом К. Цукерман полагает, что «в первом случае автор стремится подчеркнуть, что дигорцы, объединившиеся с аланами, являются асами. Это указание, не повторяемое для дигорцев из страны Ардоз, видимо, касается обеих частей разделенного дигорского племени. Это подразделение, возможно, связано с особенностями рельефа, которые также способствовали разграничению территории современной Северной Осетии»41.
Все это представляется совершенно нереальным и обоснованным на неправильном толковании армянского памятника и безосновательной привязке описываемой ситуации к территории Северной Осетии. Обратимся к первоисточнику. Приведем еще раз часть его русского перевода: «А в Сарматии находятся, начиная с востока на запад, прежде всего народ аланов аш-дигор, а затем на юге их соседи хебуры, кудеты, аргвелы — которые маргвелы — и скивны — (которые) такуйры. За дигорами находятся аланы в стране Ардоз Кавказских гор, откуда вытекает река Армн, которая, направляясь на север через бесконечные равнины, соединяется с Атлем. И в тех же горах за народом Ардоз живут рафаны, пинчи, дуалы (хоны), цихоймы, авсуры и цанары, в земле которых находятся Аланские ворота».
А. Алемань приводит две редакции оригинала Армянской географии: так называемой пространной 1881 года и реконструкции первоначального текста, опубликованной в 1973 г.42 Знакомство с оригиналом позволяет предположить, что порядок слов в обеих редакциях — Alank’en yet Digorin, у Ardoz ašharhin — означает не «за дигорами находятся аланы в стране Ардоз...», а «аланы, (которые) за дигорами, в стране Ардоз находятся». Соответственно, никаких новых дигоров нет, автор всего лишь уточняет, что те группы алан, которые живут за аш-дигорами (аш- в этом случае уже просто опускается), живут в области, называемой Ардоз. Очевидно, что в этом случае мы имеем схему, полностью соответствующую общепризнанной дислокации аланских субэтнических групп на Северном Кавказе. Отметим при этом, что более восточная, точнее юго-восточная дислокация алан относительно аш-дигоров подтверждается указанием на горный рельеф области их проживания, Ардоза и привязкой к Аланским, т.е. Дарьяльским воротам.
В.Ф. Миллер предполагал, что местность Ardoz может быть сопоставлена с армянской провиницией Artaz, которая, по легенде, изложенной у Мовсеса Хоренаци, и получила свое название в связи с тем, что там поселили выходцев из аланской области Artaz, покинувших ее после того, как часть алан восстала против своего царя, брата армянской царицы Сатиник43. Располагал В.Ф. Миллер Ardoz на Владикавказской равнине, однако более точная ее локализация не произведена до сих пор, поскольку единственный ориентир — река Армн не поддается точной современной идентификации. В.Ф. Миллер видел в этой реке Терек или Ардон, а Р. Хьюзен — речку Армхи в верхнем течении Терека44. А.В. Гадло полагает, что под Армн все-таки имеется в виду Терек, а в названии его верхнего правого притока Армхи он видит сохранившийся компонент арм- названия самого Терека. Географическое же расположение этой области, которую он считает первоначальной территорией расселения аланских кочевых групп, А.В. Гадло не считает возможным ограничивать только Владикавказской равниной. По его предположению, область Ардоз, название которой по-осетински означает ‛поле’, ‛плоскость’, ‛степь’, — это весь район низменности, орошаемый Тереком, до его поворота на северо-восток ниже впадения р. Сунжи45. В целом, А.В. Гадло считает, что «сообщения Анания Ширакаци об Алании VII в. позволяют предполагать, что в это время Алания включала две крупные и относительно самостоятельные общности, на основе которых в дальнейшем сложились две ветви осетинской народности — дигорская и иронская»46. При этом он полагает, что западная часть Алании была населена аш-дигорами, которые представляли собой ряд небольших племенных групп. К востоку от них жили собственно аланы в «области Ардоз Кавказских гор»47.
Кстати, в этом достаточно периферийном по тем временам расселении предков иронской части осетинского народа мы видим возможное объяснение того факта, что ни в одном из известных нам античных или средневековых источниках не отмечены протоиронские формы осетинской речи. Мы полагаем, что если диалектные расхождения и существовали на этих исторических этапах, то протоиронские формы могли просто в них не попасть, поскольку межгосударственные отношения велись, несомненно, с политическим центром Алании, т.е. с ее западной частью, Асией. Торговые и иные взаимоотношения также, наверняка, были более активными на богатых равнинных и приморских территориях. Более того, сугубо дигорские формы, отраженные в известных западноевропейских средневековых материалах, вероятно, также говорят о том, что именно западная часть алан была вовлечена в великие миграционные подвижки, в то время как восточные аланы, аланы области Ардоз удержались практически на своей исторической территории. Соответственно, если протоиронские формы уже существовали в средние века, то обнаружить их можно не в западных источниках, а в персидских документах, поскольку известна ориентированность Западной Алании на Византию и Восточной Алании — на Иран. В частности, при проведении раскопок на территории Алании, по сведениям В.Б. Ковалевской, обнаружено 46 византийских монет VII века в западной части Алании и 16 — в восточной, 33 византийские монеты VIII в. на западе и ни одной — на востоке. Наоборот, иранских монет VII в. на западе обнаружено 11, на востоке — 14, а иранских монет VIII в. на западе всего 2, в то время как на востоке — 2748.
Еще один этноним в Армянской географии, связанный с аланами, С.Т. Еремян и Р.А. Габриелян распознают в названии авсурков, *Awswork’[Osur-], сопоставляемом с груз. Os-i (< Ovs-i)49. При этом, хотя А. Алемань отмечает, что пространная редакция Географии дает чтение Ρ’work’а, С.Т. Еремян считает, что форма Purk’, точнее Ap’urk’, при небольшой палеографической коррекции все-таки дает форму *Aw-surk’c произношением Ōsurk’, которое и соответствует этнониму О(v)s, грузинской форме имени As с грузинским собирательным суффиксом -ur и последующим армянским показателем множественного числа к’50. Таким образом, в Армянской географии, наряду с самоназваниями средневековых алан, приводится и их грузинское название. При этом авсурки локализуются там же, где и дуалы, т.е. среди народов, живущих в горах «за народом Ардоз».
Приведенное упоминание дуалов (туалов), вероятно, следует считать первым, заслуживающим доверия, хотя известны попытки привязки схожих этнонимов, отмечаемых в соответствующем регионе в более ранних источниках. Так, Плиний (I в. н.э.) располагает неких Valli в горах к югу от Кавказских ворот, у Птолемея (II в. н.э.) упоминаются Ούαλοι, на Певтингеровой карте (IV в. н.э.) присутствуют Divali, в анонимном Равеннском сочинении латинскими буквами транскрибирована греческая форма генитива мн.ч. Dibalon. Однако проблема их соответствия реальным предкам современных туальцев остается нерешенной. Следующее достоверное упоминание туальского племени twal (-tæ) мы находим у Ибн-Рустэ в форме Tūlās = *Tuwal-Ās51, а также в топониме gza Dvalet’isa ‛Двалетский путь’(=Дарьяльский проход). Значительно позднее, в начале XVIII в. грузинский царевич Вахушти отмечает двалов-осетин на севере от Кассарского ущелья до хребта и на юге52. И.А.Гюльденштедт в 1771–1772 гг. располагал Двалетию в Северной Осетии, в ущельях Нар и Мамисон, и в Южной Осетии — в Кударском и Джавском ущельях53. Ю.Клапрот в 1807–1808 гг. также писал о Двалети в ущельях высокогорных районов Северной Осетии, начиная от Кассарского ущелья до хребта, и в Южной Осетии — в Кударском ущелье54. В.И. Абаев называет туальцами «прежде всего» жителей высокогорных районов Северной Осетии в верховьях реки Ардон, начиная от Кассарской теснины и до хребта: селения Зарамаг, Нар, Зруг, Тиб, Згид и др.55 Г.С. Ахвледиани считал, что двалы — древнейшее осетиноязычное население Грузии, которое пришло с севера в Джавское и Кударское ущелья.
Создается впечатление, что в армянском источнике, если правы Р. Хьюзен и А. Алемань56, южные осетины упоминаются в разных местах и под разными названиями, т.е. как кудары и туалы. Однако здесь не просто нет противоречия, а есть подтверждение одной из современных точек зрения относительно терминов twal и kudar, т.е. подтверждается историческая локализация в VII в. кударцев среди народов к югу от аш-дигоров, т.е. в месте их современной дислокации в Кударском и Джавском ущельях, так же как и северное (в горах за областью Ардоз) расселение туалов.
Следует в то же время отметить и существование другого мнения относительно этноязыковой принадлежности древних двалов. Так, В.Н. Гамрекели считает, что аланы до XV в. на Кавказе не проживали, соответственно, двалы не могут быть аланами-осетинами. Двалы, по его мнению, были кавказским племенем, частично подчиненным и ассимилированным в течение средних веков осетинами, которые и заимствовали имя завоеванного автохтонного народа57. Однако основание этих рассуждений настолько противоречит известному и общепризнанному сегодня факту расселения предков осетин не только на Северном Кавказе, но в Закавказье уже, как минимум, с начала новой эры, что выводы В.Н. Гамрекели теряют любую состоятельность. В соответствии с археологическими данными, уже скифские племена были расселены по обе стороны Кавказского хребта58. По мнению Г.С. Ахвледиани, южные осетины переселились из Северной Осетии в два этапа: 1) древний, или «двальский», когда одно из осетинских племен — двалы — заселили Кошкско-джавско-кударские участки, и 2) период более новый, отделенный от первого, возможно, несколькими веками, и более длительный — вплоть до конца XIX в., когда новые переселенцы занимали районы ущелий рек Малой Лиахвы и Ксани59.
Таким образом, вопросы исторической диалектологии осетинского языка, давно привлекающие внимание исследователей, нельзя считать окончательно решенными. Относится это и к проблеме датировки расхождения диалектов осетинского языка. В.И. Абаев выделяет языковые факты, которые свидетельствуют о наличии диалектных расхождений еще в древнеиранской языковой среде (например, местоимения ирон. uj (< *ava) и дигор. je (< *aita)60). С другой стороны, очевидно, что некоторые из них (например, переход в иронском начального ğ в q, переход к, g, k’в č, ĝ, č’перед i, е, у) относительно недавнего происхождения. Утверждение шведского лингвиста Г. Шёльда о том, что анализ аланских элементов в венгерском дает основание считать, что в венгерском усвоены именно иронские, а не дигорские формы, предполагает, что эти расхождения уже существовали в XIII–XIV вв.61. В.И. Абаев оценку Г. Шёльда считает убедительной, но требующей более солидного обоснования62. На наш взгляд, если аланские элементы в венгерском и дают какие-то основания для диалектной идентификации, то скорее в пользу дигорского. Напомним, что, во-первых, среди трех десятков слов большинство имеет эквиваленты как в иронском, так и дигорском диалекте, расходящиеся, в основном, на фонетическом уровне. Во-вторых, среди них нет ни одного, свойственного только для иронского диалекта, в то время как два существительных встречаются только в дигорском: венг. zöld ‛зеленый’— осет. дигор. zældæ ‛дерн’; венг. üszö — ‛телка’— осет. дигор. wæss ‛теленок’.
Общепризнано, что основной слой расхождений диалектов осетинского языка связан с различными кавказскими влияниями. Основываясь на мнении Н.Я. Марра о том, что современное деление осетин на три субязыковые группы: иронский и дигорский диалекты и туальский говор63 связано с троичностью местной, субстратной доиранской этнической подосновы64, В.И. Абаев считает, что «реальную историю осетинского языка можно строить только исходя из предпосылки, что окончательное формирование этого языка совершалось не где-то в Средней Азии или Придонье, а на Кавказе, в процессе теснейшего взаимодействия и скрещения двух основных языковых стихий: пришлой иранской и местной яфетической в ее нескольких разновидностях»65. При этом, по мнению В.И. Абаева, наличие основных расхождений между диалектами осетинского языка в неиранской части, в основном, только в лексике, указывает на то, что и субстратные языковые основы были типологически однородны.
Тексты сносок — в полном тексте книги.
Камболов Т.Т. Очерк истории осетинского языка: Учебное пособие для вузов. — Владикавказ. Ир, 2006.
Скачать всю книгу
(файл