АИВАДОН  ПРОЗÆ

 

Францаг номдзыд фыссæг Проспер Мериме у иттæг дæсны прозаик æмæ драматург. Йæ хъус дардта аивады историмæ дæр, стæй алы бæстæты æмæ адæмты цардыуагмæ, историмæ, фыста æмдзæвгæтæ дæр, тæлмац кодта уырыссаг æвзагæй (Пушкины «Пиковая дама», Гоголы «Ревизор», Тургеневы прозæ æмæ а.д.) Уырыссаг историйы фæдыл ныффыста цалдæр куысты. Уырысы фысджытæ дæр хæсджынæй нæ баззадысты Меримейы раз: йæ уацмыстæ йын тæлмац кæнын райдыдтой нудæсæм æнусы 30-æм азтæй фæстæмæ. Пушкин дæр ын йе ’мдзæвгæтæй раивта цалдæр.
 

Проспер Мериме

 

Ирон æвзагмæ йæ раивта Хъодзаты Æхсар


 

 


 

ВЗЯТИЕ РЕДУТА

(Уырыссаг æвзагмæ йæ раи
вта – Е. Лопырев)
 

ФИДАРЫ БАЙСТ

Новеллæ
 

Один из моих друзей, офицер, несколько лет назад умерший в Греции от лихорадки [намек на участие некоторых французов в освободительной борьбе греческого народа против турецкого владычества], рассказал мне как-то о первом деле, в котором он участвовал. Его рассказ так поразил меня, что я записал его по памяти, как только у меня нашлось для этого время. Вот он.

 

Ацы хабар мын кæддæр мæ иу зонгæ афицер ракодта, цалдæр азы размæ тæфсæгæй Гречъы бæстæйы чи амард, ахæм. Уæдæй нырмæ мæ зæрдæйæ нæ цух кæны, æмæ мын куыддæр фадат фæцис, афтæ йæ ныффыстон.

Я прибыл в свой полк вечером четвертого сентября. Полковника я застал на биваке. Он принял меня сперва довольно нелюбезно, но, прочтя рекомендательное письмо генерала Б., изменил тон и сказал мне несколько приветливых слов.

 

Мæ полкъмæ бахæццæ дæн цыппæрæм сентябры изæрæй. Булкъоны баййæфтон, æфсад бонасадæн кæм кодта, уым. Мæ бацыд ын тынг æхсызгон уыди, зæгъгæ, афтæ зæгъын мæ бон нæу, фæлæ инæлар Б-йы фыстæг куы бакаст, уæд йæ хъæлæсыуаг фæфæлмæндæр æмæ мын цалдæр хъарм ныхасы загъта.

Он представил меня капитану, который только что вернулся из рекогносцировки. Мой капитан, узнать которого поближе мне не довелось, был высокий брюнет с суровым, неприятным лицом. Начав службу простым солдатом, он заработал эполеты и крест на полях сражений. Слабый и сиплый голос удивительно не соответствовал его гигантской фигуре. Мне сказали, что этим странным голосом он был обязан пуле, пробившей его насквозь в битве при Иене [это сражение произошло 14 октября 1806 года; наполеоновские войска наголову разбили прусскую армию, открыв себе дорогу на Берлин].

Узнав, что я только что окончил военную школу в Фонтенбло [неточность Мериме: открытая Наполеоном в 1803 году в Фонтенбло офицерская школа была в 1808 году переведена в Сен-Сир], он поморщился и промолвил:

— Мой лейтенант погиб вчера...

 

Капитанмæ мæ бакодта. Уый знаджы бæрджытæ базонынæй нырма ныр æрбаздæхт. Уыди бæрзонд æмæ саулагъз. Тызмæгхуыз æнад цæсгом ын. Йæ царды хабæрттæй йын чысыл цыдæртæ базыдтон. Æфсадмæ бахауди хуымæтæджы салдатæй, фæлæ хæсты быдыры йæхи арæхстджынæй кæй равдыста, уый тыххæй йын радтой эполеттæ æмæ дзуар. Йæ егъау гуырыконд æмæ лæмæгъ, фæсус хъæлæс æппындæр кæрæдзиуыл нæ бадтысты. Ахæм æнахъинон хъæлæс ын цæмæн уыд, уый фæстæдæр базыдтон: Иены хæсты йыл нæмыг сæмбæлд æмæ йæ буары иннæрдæм ахызти.

Фонтеблойы æфсæддон скъола нырма ныр кæй фæдæн каст, уый куы базыдта, уæд исдуг фæхъуынтъыз æмæ сдзырдта:

— Мæ лейтенант знон фæмард...

Я понял, что он хотел сказать: "Вам придется его заменить, а вам это не под силу". У меня чуть не вырвалось резкое слово, но я сдержался.

Луна поднялась за Шевардинским редутом [редут на левом фланге русской армии накануне Бородинской битвы, сильно выдвинутый вперед; бой за редут произошел 24 августа (5 сентября) 1812 года, за два дня до генерального сражения], расположенным на расстоянии двух пушечных выстрелов от нашего бивака. Она была огромная и красная, какой обычно бывает при восходе. Но в тот вечер она показалась мне невероятно большой. Черный силуэт редута одно мгновение вырисовывался на пылающем диске луны. Он напоминал вершину вулкана во время извержения.

 

Бамбæрстон æй — афтæ зæгъинаг уыди: «Ды йæ хъуамæ раивай, фæлæ дæ бон цастæ бауыдзæни?» Дæрзæг ныхас мæ сцæйирвæзти, фæлæ мæхиуыл фæхæцыдтæн.

Æддиауæй зынди Шевардины фидар — сармадзаны дыууæ æхстбæрцы йæм уыдаид. Йæ сæрмæ мæй бæрзонд стылди, мæлæты егъау æмæ сырх-сырхид уыди, хур дæр ма сæумæ афтæ сæнтсырх æмæ егъау вæййы. Фидары сау æндæрг исдуг нывгонды хуызæнæй разынди мæйы пиллонкалгæ зиллаккыл. Срæдувынæввонг вулканы цъуппы æнгæс мæм фæкасти уыцы сахат мæйы фидары сау аууон.

Старый солдат, стоявший рядом, обратил внимание на цвет луны.

— Какая она красная! — молвил он. — Видно, дорого нам обойдется этот самый редут!

Я всегда был суеверен, и это предсказание, особенно в такую минуту, смутило меня. Я лег, но не мог заснуть. Я встал и начал прохаживаться, поглядывая на бесконечную цепь огней, тянувшихся по высотам за деревней Шевардино.

 

 

Нæ цуры цы зæронд салдат уыд, уый бафиппайдта мæйы хуыз æмæ загъта:

— Бакæсут-ма йæм, цы сырх у! Æвæццæгæн, нын ацы фидар æгæр зынаргъ сыстдзæнис.

Æз ахæм хабæрттыл æууæндыдтæн, æмæ мæ салдаты ныхас, уæлдайдæр ахæм сахат, сагъæсы бафтыдта. Мæхи æруагътон, фæлæ фынæй кæнын нæ фæрæзтон. Сыстадтæн æмæ рацу-бацуйыл схæцыдтæн, Шевардины хъæуы æдде рæгътыл цырæгъты рæхысмæ-иу скастæн рæстæгæй-рæстæгмæ.

Решив, что сырой и холодный ночной воздух уже успокоил мое волнение, я вернулся к костру; старательно укутавшись в плащ, я сомкнул глаза в надежде не раскрывать их до рассвета. Но сон бежал от меня. Мало-помалу мысли мои приняли мрачный оттенок. Я твердил себе, что среди сотен тысяч человек, собравшихся на этой равнине, у меня нет ни единого друга. Если я буду ранена-то попаду в лазарет где невежественные лекари не станут особенно обо мне заботиться. Мне вспоминались рассказы о хирургических операциях. Сердце мое сильно билось, и я бессознательно, словно броней, старался прикрыть грудь платком и бумажником, лежавшими у меня во внутреннем кармане. Усталость меня одолевала, я засыпал поминутно, и поминутно какая-нибудь зловещая мысль возникала с новой силой и внезапно будила меня.

Наконец усталость взяла верх, и когда били зорю, крепко спал. Мы построились, была сделана перекличка, затем ружья опять составили в козлы; все предвещало нам спокойный день.

Часа в три явился адъютант с приказом. Нам велели снова разобрать ружья; стрелки рассыпались по полю, мы медленно следовали за ними и через двадцать минут увидели, как русские передовые посты снялись и вошли в редут.

 

Æхсæвы уымæл æмæ уазал уæлдæф мæ иуцасдæр æрсабыр кодта æмæ арты цурмæ мæхи байстон. Мæ пæлæзы арф нынныгъуылдтæн æмæ мæ цæстытæ кæрæдзиуыл æрæвæрдтон. Мæхицæн загътон: боныцъæхтæм сæ нал байгом кæндзынæн. Фæлæ мæм хуыссæг æмгæрон нæ цыди. Мæ хъуыдытыл цыдæр æнтъыснæг æртыхсти. «Сæдæгай минты ’хсæн мын иунæг лымæн дæр нæй, — уыцы иугæндзонæй дзырдтон мæхицæн. — Мыййаг куы фæцæф уон, уæд лазаретмæ бахаудзынæн, æмæ алы æнæфенд, æнæджелбетт хосгæнджытæ мæ мæтæй мæлдзысты куыннæ!» Мæ зæрдыл æрлæууыдысты, хирургты операциты тыххæй цы хабæрттæ æрыхъуыстон, уыдон. Мæ риуы гуыпп-гуыпп мæм хъуыст, æмæ-иу мæ къухтæ æнæбары сæхиуыл схæцыдысты, архайдтой, мæ дзыппы цы къухмæрзæн æмæ чыссæ уыд, уыдонæй мæ риу уартау æрæмбæрзыныл. Фæллад мыл æртæфст, исдугмæ-иу афынæй дæн, стæй та мæ-иу исты æвирхъау хъуыды фæрæхуыста, æмæ та-иу ногæй фехъал дæн.

Фæстагмæ уæддæр фæллад йæ кæнон бакодта, æмæ райсомæй уадындзтæ куы ныууасыдысты, уæддæр ма тæгæрфынæй уыдтæн. Рæнхъ æрлæууыдыстæм, номæй-номмæ нæ ранымадтой, стæй та топпытæ кæрæдзи æнцæйтты дзуарæвæрд скодтам. Йæ бæрджытæм гæсгæ ныл цыма бон сабырæй ацæудзæн. Иу æртæ сахатыл фæзынд адъютант бардзырдимæ. Нæ топпытæ та нын нæ къухтæм райсын кодтой. Топпæйæхсджытæ быдыры апырх сты. Мах сæ фæстæ сабыргай цыдыстæм æмæ ссæдз минуты фæстæ федтам: уырысы раззаг постытæ сыстадысты æмæ фидармæ бацыдысты.

Одна артиллерийская батарея поместилась справа, другая слева, обе далеко впереди нас. Они открыли жаркий огонь по неприятелю, неприятель отвечал оживленно, и вскоре Шевардинский редут исчез в густых клубах дыма.

Неровная местность почти укрывала наш полк от огня русских. Их ядра (хотя они редко целили в нас, стреляя больше по нашим канонирам) пролетали над нашими головами, а если и падали, то лишь обдавали нас землей и мелкими камешками.

 

Нæ сармадзанты батарейтæй иу æрбынат кодта рахизырдыгæй, иннæ та галиуырдыгæй, сæ дыууæ дæр махмæ дæрддзæф уыдысты — разæй. Гъемæ æйттæй æхсын байдыдтой знаджы. Знаг дæр æнцад нæ бадт, æмæ цыбыр рæстæгмæ Шевардины фидар фæздæджы бæзджын къуыбылæйтты æрбайсæфти.

Нæ бынат хæрдтæ æмæ уырдгуытæ уыд, æмæ нæ уый руаджы Хуыцау уырысы нæмгуытæй хызта. Уырыс тынгдæр сармадзанæйæхсджытæм хъавыдысты, æмæ-иу сæ нæмгуытæ нæ сæрты атахтысты, куы-иу æрхаудтой, уæддæр ницы уыйбæрц зиан хастой, æрмæст ныл-иу сыджыты къуыбæрттæ æмæ лыстæг дуртæ сæмбæлдысты.

Как только был отдан приказ к наступлению, мой капитан устремил на меня внимательный взгляд, заставивший меня несколько раз с самым непринужденным видом, на какой только я был способен, провести рукой по моим начинавшим пробиваться усикам. Впрочем, я не боялся; моим единственным опасением было: как бы не подумали, что я боюсь. Безобидные ядра только укрепляли мое героическое спокойствие. Самолюбие говорило мне, что я подвергаюсь настоящей опасности, потому что я действительно находился под пушечным огнем. Меня восхищала моя самоуверенность, и я предвкушал удовольствие, с каким буду рассказывать о взятии Шевардинского редута в салоне мадам Б., на улице Прованс.

Полковник прошел перед нашей ротой и сказал мне:

— Ну, вам придется жарко для первого раза!

Я улыбнулся чрезвычайно воинственно и стал чистить рукав мундира, который упавшее в тридцати шагах ядро забрызгало грязью.

 

Размæ абырсыны тыххæй нын бардзырд куы радтой, уæд мæм мæ капитан æдзынæг ныккаст, æмæ фырадæргæй мæ къух йæхигъдауæй цалдæр хатты йæхи æруагъта, мæ фындзы бын нырма æрæджы чи фæзынд, уыцы милтыл. Уæвгæ тæрсгæ нæ кодтон. Тарстæн æрмæст иу хъуыддагæй: мыййаг исчи куы банхъæла, мæнæйуый фæтарсти, зæгъгæ. Мæ сæрты æдасæй цы нæмгуытæ тахт, уыдон мын ноджы фидардæр кодтой мæ ныфс. Мæ фырхиуарзонæй мæхицæн зæрдæтæ æвæрдтон, ома, сармадзаны нæмгуыты бын дæр фидар лæууын, кæд мын иттæг тæссаг у, уæддæр. Дисæй мардтæн, афтæ стырзæрдæ æмæ хæдныфс кæй разындтæн, ууыл, æмæ мæ цæстытыл уад, адæттæ, ома Шевардины фидар исыны хабæрттæ, Провансы уынджы мадам Б-йæн йæ уазæгдоны куыд зæрдæргъæвдæй дзурдзынæн, уый. Булкъон нæ полчъы рæзты рацыд æмæ мын загъта: — Лæггаг, зынгомау дын уыдзæни фыццаг хатт! Æз хæстмондагæй цъæх арт уагътон, афтæмæй бахудтæн æмæ мæ мундиры дыс сыгъдæг кæнынмæ бавнæлдтон — дæс æмæ ссæдз санчъехы æддæдæр сармадзаны нæмыг æрхауд æмæ мыл цъыф æрбакалдта.

По-видимому, русские заметили, что их ядра не достигают цели, и потому перешли на гранаты, которые могли вернее настичь нас в ложбине, где мы засели. Довольно крупный осколок сорвал с меня кивер и убил рядом солдата.

— Поздравляю вас, — сказал капитан, когда я поднял кивер, — теперь вы можете быть спокойны на целый день.

Я знал эту солдатскую примету, согласно которой аксиома non bis in idem [не бывает, чтобы дважды попадало в одно и то же место (лат.) — выражение, принятое в судебной практике, означающее, что за одно и то же преступление дважды не карают] признается столь же верной на поле сражения, как и в зале суда. Я гордо надел свой кивер.

 

Æвæццæгæн, уырыс бафиппайдтой, сæ нæмгуытæ нысаныл кæй не ’мбæлынц, уый æмæ ныл гранаттæ æхсын байдыдтой — уыдон нæ, цы лæнкауы уыдыстæм, уырдæм хуыздæр æргъæвтаиккой. Æвиппайды мын гранаты схъис мæ худ мæ сæрæй срæдывта æмæ амардта, уыцы сахат мæ фарсмæ цы салдат фæцис, уый.

— Арфæ дын кæнын, — загъта капитан, мæ худ зæххæй куы систон, уæд, — ныр дын æнæхъæн бон ницыуал тас у.

«Иу бынатмæ дыууæ хатты бахауай, уымæн уæвæн нæй». Ацы рагон латинаг ныхас-аксиомæ салдæтты ’хсæн парахат кæй уыд, уый зыдтон. Æмæ мæ худ сæрыстырæй æркодтон.

— Вот и пришлось поклониться волей-неволей, — проговорил я как мог весело.

Эта глупая шутка при данных обстоятельствах сошла за отличную.

— Я вас поздравляю, — продолжал капитан, — с вами больше ничего не случится, и к вечеру вы будете командовать ротой, потому что я чувствую, что нынче печь затоплена для меня. Всякий раз, когда я бывал ранен, офицер поблизости получал пулю в сердце, и, — прибавил он тише и почти стыдливо, — их имена всегда начинались на букву П.

Я прикинулся неверующим; многие поступили бы так же; многие, как и я, были бы поражены этими пророческими словами. Будучи новичком, я все-таки понимал, что не следует поверять свои чувства и что надо всегда выказывать хладнокровие и отвагу.

 

— Æнæбары мæ сæрæй акувын бахъуыди, — загътон æз, цас амал уыд, уыйас мæхи хъæлдзæг даргæйæ.

Ме ’дылы хъазæн ныхас æгæр дæр ма сахадыдта уыцы сахат.

— Арфæ дын кæнын, — дзырдта дарддæр капитан, — æппындæр дын тас ницæмæйуал у æмæ изæрырдæм командæ кæндзынæ ротæйæн, уымæн æмæ йæ хатын: ацы зындоны пецы арт мæн тыххæй бандзæрстæуыди. Куыиу фæцæф дæн, уæдиу мæм æввахсдæр цы афицер уыд, уымæн таиу нæмыг йæ зæрдæйыл сæмбæлд. — Капитан йæ ныхас фæци сабыр æмæ æфсæрмхуызæй: чииу фæмард, уыдонæн-иу сæ нæмттæ П-йæ райдыдтой.

Æз ын загътон, ахæм хабæрттыл не ’ууæндын, зæгъгæ. Æмæ мæ бынаты бирæтæ бакодтаиккой афтæ. Капитаны хъуыдытæ пехуымпары ныхæстау кæй рауадысты, ууыл бирæтæ, мæнау, стыр дисы бацыдаиккой. Кæд æфсæддон хъуыддаджы нырма лæппын уыдтæн, уæддæр æмбæрстон: ахæм ран зæрдæйы кæнонтæ уромгæ сты, хъуамæ дæхи уазал зонд æмæ лæджы хъæдыл хъарай.

Через полчаса огонь русских заметно ослабел; мы вышли из-за нашего прикрытия и двинулись к редуту.

В нашем полку было три батальона. Второму было приказано обойти редут сзади; два других должны были идти на приступ. Я был в третьем батальоне.

Выйдя из-за последней насыпи, которая нас прикрывала, мы были встречены частым ружейным огнем, не причинившим большого урона нашим рядам. Свист пуль меня удивлял: я часто оборачивался, чем вызывал подчас шутки товарищей, уже привыкших к этим звукам. "В конце концов, — подумал я, — сражение не такая уж страшная вещь".

 

Сахаты ’рдæджы фæстæ уырыс афтæ арæх нал æхстой. Мах не ’мбæхст бынатæй рацыдыстæм æмæ фидарырдæм атындзыдтам.

Нæ полчъы æртæ батальоны уыди. Дыккаг хъуамæ фидармæ фæстæты бацыдаид. Иннæ дыууæйæн та сæ хæс — комкоммæ бырсын.

Æз уыдтæн æртыккаг батальоны. Фæстаг сыджытбыруйы аууонæй куы рахызтыстæм, уæд топпадзагъд сарæх ис, фæлæ нын знæгтæ ницанæбæрæг зиан ракодтой. Дисы мæ æфтыдта нæмгуыты æхситт: фæстæмæ-иу арæх фæкастæн, æмæ-иу мыл ме ’мбæлттæ бахудтысты — уыдон уыцы мыртыл раджы сахуыр сты. «Æппынфæстаг, — загътон мæхинымæры, — хæст афтæ тæссаг нæу».

Мы продвигались вперед беглым шагом, следуя за застрельщиками; вдруг русские три раза прокричали "ура" — три громких "ура", потом замолкли и перестали стрелять.

— Мне не нравится это молчание, — сказал мой капитан, — оно не сулит нам добра.

Я находил, что наши солдаты слишком шумливы, и невольно сравнивал их громкие крики с внушительным молчанием противника.

 

Размæ цыдыстæм цырд къахдзæфтæй, топпæхсджыты хæдуæлвæд. Уалынмæ уырыс æртæ хатты «ура» ныхъхъæр ластой, стæй æваст фегуыппæг сты, гæрæхтæ дæр сæ нал хъуыст.

— Ацы хабар мæ зæрдæмæ нæ цæуы, — загъта мæ капитан, — кæй фæхъус сты, уый ницы хорзмæ расайдзæни.

Махонтæ æгæр уынæр кодтой, æмæ сын-иу сæ хъæртæ бар-æнæбары абарстон знæгты æгуыппæгдзинадимæ.

Мы быстро достигли подножия редута; частокол был сломан, а земля изрыта нашими ядрами. Солдаты бросились на эти свежие развалины с криком: "Да здравствует император!" — гораздо более громким, чем этого следовало ожидать от людей, уже столько кричавших.

Я посмотрел вверх. Никогда не забыть мне зрелища, которое я увидел. Почти весь дым поднялся кверху и на высоте двадцати футов висел над редутом, как балдахин. Сквозь голубоватый туман позади полуразрушенного бруствера виднелись русские гренадеры с поднятыми ружьями, недвижные, как статуи. Я и сейчас будто вижу этих солдат: каждый левым глазом смотрел на нас, а правый был скрыт за наведенным ружьем. В амбразуре, в нескольких шагах от нас, человек возле пушки держал зажженный фитиль.

 

Баввахс стæм фидары дæлбазырмæ. Каубыру разынди дæрæнтæ, зæхх та къæхтытæ — нæ сармадзанты нæмгуытæй. Салдæттæ сæхи бакалдтой бæстыхайы хæлддзæгтыл æмæ хъæрахст систой: «Æгас цæуæд император!» Сæ удаист аралло бæстæ арыдта.

Æз хæрдмæ скастæн. Мæ амæлæты бонмæ мæ нæ ферох уыдзæни, цы ныв ауыдтон, уый. Фæздæг æмвæтæнæгæй йæхи систа ссæдз футы бæрзæндмæ æмæ уым егъау кæразау æрæмбæрзта фидары бæстыхай. Къахты æдде цы æрдæгхæлд сыджытбыру уыд, уый акомкоммæ æрвхуыз мигъы скъуыдтæй зындысты уырыссаг гренадертæ — сæ топпытæ хæрдмæ систой, афтæмæй лæууыдысты цавддуртау — сыбыртт сæ никæмæй хъуысти, змæлгæ дæр сæ ничи кодта. Уыцы хуызæнæй мæ цæстытыл ауайынц абон дæр: алчи дæр сæ йæ галиу цæстæй касти махырдæм, рахиз цæстытæ нæ зындысты æргъæвд топпыты аууонæй. Махæй цалдæр санчъехы фалдæр амбразурæйы, йæ къухы судзгæ фител, афтæмæй сармадзаны цур лæууыд иу лæг.

Я вздрогнул и подумал, что настал мой последний час.

— Ну, теперь попляшем! — крикнул капитан. — Добрый вечер!

Это были последние слова, которые мне пришлось от него услышать.

На редуте затрещали барабаны. Я увидел, как все ружья опустились. Я зажмурил глаза и услыхал ужасающий грохот, а вслед за ним крики и стоны. Я открыл глаза, удивляясь, что еще жив. Редут снова заволокло дымом. Вокруг меня были раненые и убитые. Капитан лежал у моих ног: ядром ему размозжило голову, и меня забрызгало его мозгом и кровью. Из всей моей роты на ногах остались только шестеро солдат и я.

 

Фестъæлфыдтæн, мæ зæрдæ ныссæххæтт кодта, мæхинымæр загътон: мæ фæстаг сахат æрцыди.

— Ныр нæ къахфындзтыл æркафдзыстæм! — фæхъæр ласта капитан. — Уæ изæр хорз!

Уыдон уыдысты йæ фæстаг ныхæстæ.

Фидарæй райхъуысти барабанты гыбар-гыбур. Ауыдтон ма, гренадертæ сæ топпытæ дæлæмæ куыд æруагътой, уый. Мæ цæстытæ сæхигъдауæй ацъынд сты. Райхъуыст æрвнæрды хуызæн æвирхъау уынæртæ, стæй удаист хъæртæ, хъæрзын. Ракастæн, æмæ мыл дис бафтыд: æгас ма куы дæн! Фидарыл та ногæй æртыхсти фæздæг. Мæ алыварс — цæфтæ æмæ мæрдтæй байдзаг. Капитан фæлдæхтæй лæууыди мæ къæхты цур: нæмыг ын йæ сæр ныппырх кодта; йæ магъз æмæ йæ туджы пырхæнтæ мыл æрбакалдысты. Мæ ротæйæ ма удæгасæй аирвæзт æрмæст æхсæз салдаты — цагъды уæлдæйттæ.

За этой бойней последовала минута оцепенения. Полковник, нацепив кивер на острие шпаги, с криком: "Да здравствует император!" — первым взобрался на бруствер; за ним тотчас бросились все уцелевшие. Что было дальше, почти изгладилось из моей памяти. Мы вошли в редут, сам не знаю как. Там мы дрались врукопашную среди такого густого дыма, что не видели противника. Вероятно, я наносил удары, потому что моя сабля оказалась вся в крови. Наконец услышал крик "Победа!" — и, когда дым рассеялся, разглядел кровь и мертвые тела, устилавшие землю в редуте. Пушки были завалены грудами тел. Человек двести солдат во французских мундирах толпились в беспорядке: одни заряжали ружья, другие обтирали штыки. Тут же было одиннадцать русских пленных.

 

Уыцы æбуалгъ нывы фæстæ дуне исдуг сæццæйæ аззади. Булкъон йæ худ йе ’хсаргарды фындзыл асагъта æмæ уыциу хъæр фæласта: «Æгас цæуæд император!» Стæй сыджытбыруйы сæрмæ сбырыд. Йæ фæстæ ныххæррæтт кодтой цагъды уæлдæйттæ иууылдæр. Дарддæр цы уыд, уый æрымысын мæ бон нæу. Фидармæ куыд бафтыдыстæм — иунæг Хуыцау йæ зонæг. Уым лæгæй-лæгмæ хæсты бацыдыстæм знæгтимæ. Фæлæ фæздæг афтæ бæзджын уыд, æмæ дзы цæвæг марæджы нал зыдта. Æвæццæгæн, карз тох кодтон, искæйты рæхуыстон, уымæн æмæ фæстæдæр ме ’хсаргардмæ куы ’ркастæн, уæд æнæхъæнæй дæр тугамæст уыд. Уалынджы нæм æрбайхъуысти хъæр: «Уæлахиз!» Æмæ фæздæг куы апырх, уæд мæрдты дæр æмæ туджы култæ дæр иртасын байдыдтон. Зæххыл æмæ сармадзантыл æнахъинон фæлдæхтытæй лæууыдысты лæджы мæрдтæ. Иу дыууæфондзыссæдз францаг салдаты хъомпалæй змæлыдысты фидары: иутæ сæ хотыхтæ ифтыгътой, иннæтæ та сæ джебогътæй туг сæрфтой. Иуæндæс уырыссаг уацайраджы дзы банымадтон — лæууыдысты хибар ран.

Полковник, весь в крови, лежал на разбитом зарядном ящике у входа в редут. Несколько солдат теснилось вокруг него; я приблизился.

— Где самый старший капитан? — спросил он у одного сержанта.

Тот выразительно пожал плечами.

— А старший лейтенант?

— Вот господин офицер, который прибыл вчера, — ответил сержант с полным спокойствием.

 

Булкъон йæ туджы сæвдылд, афтæмæй хуыссыди фидармæ бахизæны цур гилдзыты пырх асыккыл. Цалдæр салдаты йæ алыварс æртыгуыр сты. Æз дæр сæ цурмæ бацыдтæн.

— Æппæты хистæр капитан кæм и? — бафарста булкъон иу сержанты.

Уый, нæ зонын, зæгъгæ, йе уæхсчытæ кæрæдзимæ æрбал хъывта.

— Хистæр лейтенант та?

— Мæнæ, знон чи ’рбацыд, уыцы афицер, — дзуапп радта сержант æнцадæнцойæ.

Полковник горько усмехнулся.

— Ну, сударь, — сказал он мне, — примите командование; велите скорей укрепить вход в редут этими повозками: неприятель силен; генерал Кан пришлет вам подкрепление.

— Вы тяжело ранены, полковник? — спросил я.

— Моя песенка спета, милый мой, но редут взят!

 

 

Булкъон цыдæр изгард худт бакодта.

— Цæй, мæ лымæн, командæ кæныны хъуыддаг дæхимæ райс, — загъта булкъон. — Бардзырд ратт, цæмæй фидармæ æрбацæуæнты уæрдæттæ æрæвæрой: знаг тыхджын у.

— Уæззау цæф дæ, булкъон? — бафарстон æй æз.

— Мæнæй уын пайда нал и, мæ лымæн лæггаг, фæлæ фидар ист æрцыд!

 

 

 

 

 

МЕРИМЕЙЫ ЗОНДЫ НЫХÆСТÆ

• Æхсæны царды исты бæллæхтæ куы ’рцæуы, уæд адæм æппæт аххостæ дæр сæ фæтæгтыл ныххуырсынц.

• Кадуарзаг æмæ тæппуд аристократтæ тæссаг сахат сæхицæн æнцонæй равзарынц фæтæг, йæ куысты бæркæдтæ æмæ йын йæ уæлахизтæй та сæхæдæг фæпайда кæнынц.

• Фыдохы бон уæрыччытæй сабырдæр æмæ фæлмасдæр свæййæм.

• Знаг куыд фæлидзы, уый уынгæйæ тæппуд дæр хъæбатырæй агæпп ласы.

• Æхцайæ ахсджиагдæр дзауматæ ис, фæлæ æнæ ’хцайæ уыцы дзауматæ нæ балхæндзынæ.

• Алцы дæр æлхæнгæйæ у, уарзондзинадæй фæстæмæ.

• Уырыссаг æвзаг цыма поэзийæн сфæлдыстæуыд — у æвæджиауы хъæздыг, фыццаджы-фыццаг лыстæг фæлгъуызтæй.

• Уырыссаг æвзаг, æз æй куыд æмбарын, афтæмæй æппæт европæйаг æвзæгтæй дæр хъæздыгдæр у, раст æй цыма хъуыдыйы тæккæ лыстæгдæр фæзилæнтæ æвдисынæн сфæлдыстæуыд. Æвæджиауы æлвæст, ирд æмæ райдзаст уæвгæйæ, уый иунæг дзырды руаджы райхалы хъуыды, афтæмæй æндæр æвзаджы уыцы хъуыды зæгъынæн бахъæуид æнæхъæн фразæтæ.

* * *

Харбызау адджын у æмгар:
Æвзар сæ радыгай, фæлвар
Æмæ сæдæты ’хсæн ыссар
Рæстмæ, нывыл æрдхорд — ÆМГАР!
 

Журнал «Мах дуг», 2003

 
 


* Сæргæндты сыфмæ *