АИВАДОН  ПРОЗÆ

 

  

Иронау радзырд ныффыста – Гæдиаты Секъа

  

АЗАУ

АЗАУ

            Арагуийы доны сæр Ганисы хъæу хуыссы; раджы дзы кæддæр царды денджыз цæдæджинагау фыхт, æрнæгджын бæстæ, хор, фосджын адæм, — цард сæм йæ мидбылты худт. Раст Ганисы хъæуы цард дыууæ сыхаджы: Сачъынаты Боба æмæ Тогъузаты Бибо. Кæрæдзийы тынг уарзтой, иу хæдзар, иу бинонтау цардысты. Фæлæ сæ дыууæ дæр æнæзæнæг уыдысты æмæ уый тыххæй кæддæриддæр хъыг кодтой. «Нæ ис, нæ бон кæмæн зайдзæн», — дзырдтой. Бибойы ус Томиан уыди, Бобайы ус та Хъаныхъон. Томиан æмæ Хъаныхъон иу рæстæгыл басывæрджын сты æмæ-иу дыууæ усы кæрæдзийæн дзырдтой:«Кæд нын лæппутæ райгуыра — æфсымæртæ сæ скæнæм, кæд нын чызджытæ райгуыра — хотæ сæ скæнæм, кæд иуæн лæппу райгуыра, иннæмæн — чызг, — ус æмæ лæг уыдзысты», — уый тыххæй кæрæдзийæн æцæгдзинады дзырд лæвæрдтой.         На берегу Арагви лежит село Ганис. Когда-то здесь кипела жизнь, люди жили вольно и счастливо, ни в чем не зная нужды.
       Были в Ганисе два соседа: Боба Сачинаты и Бибо Тогузаты. Они любили друг друга, словно два брата. Оба были женаты. Жену Бибо звали Томиан, а жену Боба — Канукон. Эти семьи делили все свои радости и заботы пополам, и печаль у них была общая: и те, и другие были бездетны.
       Но, видно, Бог услышал их молитвы, и забеременели одновременно Томиан и Канукон. Надежда поселилась в обоих домах и часто, беседуя, две женщины говорили друг другу: если родятся у нас мальчики — будут братьями, родятся девочки — будут сестрами, а если у одной родится мальчик, а у другой девочка — пусть будут мужем и женой. И дали друг другу слово, что так и будет.
            Раст Ногбон æхсæвы Томианæн лæппу райгуырд, Хъаныхъонæн та — чызг. Бибо куывдæн гал аргæвста, адæмы 'рхуыдта; Тогъузаты стыр хæдзары арт фæйлауæнтæ кодта, физонæджы тæф ирдгæ дардмæ хаста, адæм дыууæ 'фсæйрагæй бадтысты. Иу къорд гаджидæутты фæстæ лæппуйыл ном сæвæрæм загътой. Нæмттæ равзæрстой æмæ лæппуйы мад Томианмæ йæ къухылхæцæджы барвыстой, цæмæй æгъдаумæ гæсгæ нæмттæй равзара æмæ лæппуйыл йæ мады ’взæрст ном сæвæрой. Томиан йæ къухылхæцæгæн афтæ зæгъы:        В ночь под Новый год родила Томиан мальчика, а Канукон девочку. Бибо зарезал быка и созвал людей на пир. В большом доме Тогузата пылал огонь, ветер далеко разносил запах шашлыка. За двумя длинными столами сидели гости. Старшие провозглашали тосты, младшие пели. Настало время дать мальчику имя. Предложили несколько имен, а потом послали к Томиан ее шафера, чтобы, по обычаю, назвать новорожденного именем, выбранным матерью.
            —  Цы дæ фæнды, уыййыл сæвæр, дæ нывонд фон, фæлæ мæм Таймураз дзæбæхдæр ном кæсы, — загъта.        — Назови его, как тебе нравится, — сказала шаферу Томиан, — но мне больше по душе имя Таймураз.
            Томианы къухылхæцæг хистæр лæгтæн радзырдта Томианы æвзæрст ном. Хистæр лæгтæ лæппуйыл ном сæвæрдтой «Таймураз» æмæ йæ цæрæнбоны тыххæй гаджидау банызтой. Адæм фæминас кодтой æмæ ацыдысты.        Шафер передал ее слова старшим. Мальчика назвали Таймуразом, подняли рог за его здоровье и пожелали счастья его родителям. Гости попировали, повеселились и разошлись.
            Иубон Томиан æмæ Хъаныхъон дондæттæны баиу сты æмæ ныхæстæ кодтой.
           
Хъаныхъон афтæ зæгъы:
           
— Дæ нывонд фæуа мæ сæр, кæд дæ сывæллон æхсæв кæуаг нæу?
       Как-то Томиан и Канукон, встретившись у родника, вместе возвращались домой. Канукон спросила:
       — Скажи, Томиан, твой мальчик плачет по ночам?
            —Нæу, дæ фæхъхъау фон, нæу, ахæм дзуар сывæллон никуы ис, æхсæв кæм хуыссы, уый ничи базондзæн.
           
—Дæ-дæ-дæй, мæнæн мæ чызг цы кæуаг у, дæллагон-дæллагон, æхсæв-бонмæ мын цæстыцъынд нæ дæтты.
       — Нет, никогда. Это ангел, а не ребенок. Он спит так тихо, словно его и нет в доме.
       — Боже мой, а моя девочка всю ночь до утра не дает мне сомкнуть глаз. Я уж думаю, не сглазил ли ее кто?
            — Дæ нывонд фон, æмæ дæм кæд Тутыры конд дзуар нæй?
           
— Уый та цы у, де 'фсымæрыстæн?
           
—Уый та уыйу, æмæ Тутыры æртыццæджы куырд райсомраджы сысты, йæхи цæхсы, æххормагæй, æнæдзургæйæ дзуæрттæ скæны æмæ уыцы дзуæрттæй кæмæ уа, уымæн цæст тых нæ кæны, стæй йын дæллагонæй тас дæр нæу.
       — Умереть бы мне за тебя, может, у тебя нет амулета Тутыра?
       — А что это такое?
       — Неужели ты не знаешь? В день Тутыра, в среду, кузнец встает рано утром, умывается и, не поев, не промолвив ни слова, кует крестики. И над тем, у кого есть такой крестик, не властен дурной глаз. Да и нечистый ему не страшен.
            — Мæ къонайыл, уæдæ уый æз куы нæ зыдтон. Бын бауой уастæн нæ Тæгиатæ, кæд æрмæст бæхы фыд хæрыны йедтæмæ ницы зонынц, уæд.
           
—Мæнмæ ма дзы кæмдæр иу дзуар ис æмæ дын æй ратдзынæн, уæддæр мæ чындзаг у, — загъта Томиан æмæ бахудти.

       — Господи, а ведь я этого не знала! Ей-богу, чтоб им пропасть, нашим Тагиата, у них против всех напастей одно средство — конское мясо.
       — Где-то у меня есть один крестик, я отдам его тебе. Ведь, как-никак, это для моей будущей невестки, — сказала, рассмеявшись, Томиан.

            — Хорз, дæ нывонд фон, хорз, нæ фæндтæ нын лæгтыдзуар сæххæст кæнæд.
           
Дыууæ усы ныхæстæгæнгæ æрцыдысты æмæ алчи йæ хæдзармæ бацыд.
           
Иубон Хъаныхъон устыты æрхуыдта, хорз сæ федта, æмæ йын йæ чызгыл ном сæвæрдтой «Азау».

       — Спасибо, милая, пусть Бог поможет нам!
       Так, разговаривая, они дошли до места и разошлись по домам.
       Однажды Канукон созвала женщин, хорошенько их угостила и они дали ее дочери имя Азау.

            Таймураз æмæ Азау сæ къахыл уайын куы байдыдтой, уæд сæ фæнд куыд уыд, уымæ гæсгæ сæ нал хицæн кодтой дыууæ сывæллоны, куы-иу Бобатæм уыдысты, куы Биботæм, афтæмæй цардысты.        Дети потихоньку росли и с тех пор, как начали ходить, были неразлучны. Они всегда играли вдвоем и жили то в доме Бибо, то в доме Боба.
            Иубон Томиан æмæ Хъаныхъон бæндæйнаг тама тонынæй æрцыдысты. Таймураз æмæ Азау Биботы кæрты хъæбыс-хъæбыс бафынæй сты, сæ уæлæ стыр сау калм цæхгæрмæ хуыссыд. Томиан æмæ Хъаныхъон калмы куы ауыдтой, уæд сцъæхахст кодтой, сывæллæттæн фæтарстысты, устыты хъæрæй калм фæтарст æмæ хæмпæлы смидæг. Таймураз æмæ Азау дæр фехъал сты æмæ сæ мадæлтæм фæлмæн бахудтысты. Сывæллæтты рауын-бауына кодтой, фæлæ сын калмы хабар не схъæр кодтой. Æмæ сын куы ницы уыд, уæд банцадысты, фæлæ калмы цæстæнгасæй цыдæр æнамонды хъуыддаг сæ зæрдæйы сау æндæрг адардта.        Как-то летом Томиан и Канукон вернулись домой из лесу. Дети спали, обнявшись, во дворе Бибо, а сверху на них лежала большая черная змея. Женщины в ужасе закричали. Змея, испугавшись их крика, скользнула и скрылась в густой траве, а Таймураз и Азау проснулись и с улыбкой потянулись к матерям. Те кинулись к ним, осмотрели со всех сторон и, даже убедившись, что с детьми ничего не случилось, долго не могли успокоиться. Змея больше не появлялась, но черной тенью осталась на сердце предчувствием какого-то несчастья.
            Афонтæ цыдысты, рæстæг хатти. Дыууæ уарзоны дзæнæтон бæласау рæзыдысты: æнæ сæ иу се 'ннæ минут нæ лæууыд. Таймураз æмæ Азауыл ацыд фæйнæ ссæдз азы, фæлæ уæддæр Боба æмæ Бибо нæ тагъд кодтой хъуыддаджы кæрон сæххæст кæныны тыххæй, цæвиттон, чындзæхсæвы тыххæй.        Шли годы. Таймураз и Азау повзрослели и расцвели, словно яблони весной. Их детская привязанность росла вместе с ними и превратилась в любовь: они уже ни минуты не могли оставаться друг без друга. Им исполнилось по двадцать лет, но Бибо и Боба все откладывали свадьбу.
            Иу уалдзæг Бибойæ фос хизынмæ атардта хохмæ; иу рæсугъд лæнчы фос дарæн скодта æмæ уырдыгæй йæ фос хызта. Раст Атынæгæй Кæхцгæнæны астæу мит уарын байдыдта. Æхсæв-бонмæ лæгбæрц мит ныууарыд, бæстæй сауы къуыбыр нал фæзынд, бæрзонд хохæй мит разæй кодта, æмæ Бибойы æд фос, æд рæгъау зæй фæласта. Нарæг комы зæйы бын ныххæрджитæ сты. Дыккаг бон адæм афæдис кодтой, фæлæ Бибойы уæтæрæй змæлæг нал уыд, æрмæст ма комы нарæджы мæрдты смагмæ зæйы уæлæ сынтытæ ратæх-батæх кодтой.        Настала весна, и Бибо погнал свой скот на горные пастбища. Он сделал загон в зеленой долине высоко в горах и пас скот вокруг него. В канун праздника Атынаг вдруг начался снегопад. Всю ночь, усиливаясь, шел снег и к утру выпал в рост человека. 
       Мир стал белым и безмолвным. И тогда, разорвав громом тишину, с высокой горы сошла лавина, унесла Бибо вместе со стадом и похоронила под снегом в узком ущелье.
       На другой день люди вышли на поиски, но на том месте, где раньше был загон, никого не было. Только вороны кружили в ущелье над снежным завалом.
            Уалдзыгон хур æркаст, æрæнтæф, æртыккаг бон мит дон фестад, æрнæг та цъæх адардта, Бибойы мард зæйы бынæй скъахтой æмæ йæ сынтыл йæ хæдзармæ æрхастой, фос, хъомæй иу дæр нал фервæзт, — сырдты, сынтыты хæлæттаг фесты. Томианы хъарджытæй, Таймуразы кæуынæй хох змæлыд, быдыр æнкъуыст. Адæм æрæмбырдсты æмæ йæ баныгæдтой, «рухсаг у, рухсаг» загътой æмæ ацыдысты. Бибойы бирæ фæллойæ хæрнæгæн хистаг нал баззад.        Пригрело весеннее солнце, потеплело. На третий день снег на склонах растаял и они снова зазеленели. Тело Бибо выкопали из-под снега и отнесли на носилках домой. Коровы и овцы погибли все и стали добычей диких зверей и воронов.
       Горе пришло в осиротевший дом, и эхо вторило рыданиям Томиан. Собрались люди, похоронили покойника, сказали: «Светлая тебе память!», и разошлись. Того, что осталось от всего добра Бибо, едва хватило на поминки.
            Мæгуырæй адæм дардмæ лидзынц, амонд та йæм хæстæг нæ цæуы. БобаТаймуразмæ уазал цæстæнгас дарын райдыдта. Хæстæг сæм нал цыд, Азауы дæр хъахъхъæнын байдыдтой, Таймуразимæ сын сдзырд, сныхасы бар нал уыд. Хъаныхъон фестырзæрдæ, Томианимæ уарзон ныхæстæ нал кодта. Томиан-иу Хъаныхъонæн сæ фыццагон царды ныхæстæй исты куы загъта, уæд-иу 'нæрвæссоны худт бакодта æмæ-иу аздæхти. Таймураз æмæ Азау так æрæдзийы уарзондзинады артæй сыгъдысты, пиллон уагътой. Боба та йæ чызгæн æндæр мой агуырдта, Таймураз ыл нал æрвæссыд, фæмæгуыр сты, æмæ йын Азауыаккагнал кодта.        Люди держатся от бедняков подальше, и счастье обходит их стороной, Боба словно подменили. Он стал холоден с Таймуразом и больше не заходил к нему в дом, запретил Азау встречаться с Таймуразом, зорко стерег ее, так что молодые люди не имели возможности даже поговорить друг с другом. Канукон стала чваниться, она уже не любезничала с Томиан. И если та, как прежде, заговаривала с ней, Канукон презрительно усмехалась и отворачивалась. Боба тем временем подыскивал для дочери другого жениха. Таймураз уже не устраивал его: он обеднел и не годился больше в зятья Боба.
            Иубон Азаумæ курæг æрцыдысты Биганатæ, тынг хъæздыг хæдзар, æмæ Бобаимæ ныхæстæ кодтой хæдзары тыргъы. Боба æргом ницы сдзырдта, фæлæ йын æхсызгон уыд, ахæм хъæздыг хæдзар ын йæ чызджы кæй куры. Бирæ радзур-бадзуры фæстæ дæс æмæ æртиссæдз хъуджы ирæдыл бафидыдтой. Азау сæм фæсдуарæй хъуыста æмæ сын сæ бафидауыны хабар куы базыдта, уæд йæ зæрдæ мæстæй ссыгъд, атыппыр, адæнгæл, риу рацæйтыдта, ныццух-мухтæ кодта æмæ афтæ зæгъы:«Уæдæ ма мæ раттæд!» йæ цæстысыгтæ асæрфта, æмæ цæстытæ цыдæр диссаг хъæбатыр цæстæнгас равдыстой, æмæ та афтæ зæгъы:«Раттæд ма мæ уæдæ!»        И вот однажды в дом Боба пришли сваты от Биганата — очень богатой семьи — и, устроившись за столом, повели с Боба переговоры. Боба не отвечал ничего определенного и, хоть не подавал виду, но внутренне ликовал: его расчеты оправдывались, дочь его сватали в самый богатый дом в округе. Они долго ходили вокруг да около и, наконец, сошлись на калыме в семьдесят коров.
       Азау слушала, притаившись за дверью. Когда она поняла, что договор состоялся, силы покинули ее, и она схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Горе и гнев переполняли ее, разрывая грудь. Слезы сами собой покатились из глаз. Она вытерла их рукой и сказала: «Пусть попробуют отдать меня!» В глазах ее появилась решимость и она повторила: «Пусть только попробуют!»

            Азау кæугæ хæдзармæ бауад æмæ йæ мадæн афтæ зæгъы:
           
— Нæ бирæгъ мæ дæлæ иу арсæн куы радта, уæд ды та цы зæгъыс, нана? — æмæ та скуыдта.
           
— Нана дæ фæхъхъау фæуа, мæгуырæй адæм дардмæ лидзынц, ды та йæм хæстæг цæуыс, цæмæй дæ дардзæн, цы дын ссардзæн, амонд æрмæст хъæздыгады кæй ис, уый базон æмæ иудадзыг дæ зæрдæйы фæндыл ма цу.

       Вбежав в дом, она бросилась к матери:
       — Наш волк хочет отдать меня какому-то медведю, а ты что скажешь, нана?
       — Пусть твою нана принесут тебе в жертву: люди боятся нищеты, а ты сама к ней стремишься! Чем он будет кормить тебя, твой Таймураз? Где что найдет? Не отказывайся от богатства и счастья и не беги вслед за своим глупым сердцем!

            — Нал æй зоныс, нана, цытæ мын-иу дзырдтай?
           
— Зонын, нана дæ нывонд фæуа, зонын, фæлæ ныр фæмæгуыр сты, ницыуал сæм ис; царв æмæ мын мыдыл куы не 'рвæссыс, уæд Тогъузатæм цы хæрдзынæ?
           
— Адæм иудадзыг гуыбыны тыххæй нæ цæрынц, — æмæ та скуыдта.

       — Разве ты забыла, нана, что говорила мне раньше?
       — Помню, умереть мне за тебя, помню, но то было давно, а теперь они нищие, у них больше нет ничего! Ты ведь даже от меда с маслом отворачиваешься, что же ты будешь есть у Тогузата?
       — Люди живут не только ради желудка! — воскликнула Азау. Рыдания душили ее.

            —Хорз, дæ сæрыл мæ 'рхæссой, хорз, зæгъдзынæн дæ фыдæн, æмæ дæ нал ратдзæн.
           
Фæлæ уыцы ныхæстæ уыдысты былдау дзырдтæ æмæ хъуыддаг куыд уыд, афтæмæй баззад. 

       — Хорошо, родная моя, хорошо, я поговорю с твоим отцом и он не отдаст тебя.
       Но это были пустые слова. Все осталось как было. Азау просватали.

            Бакайы скодтой Бигантимæ. Азау мæллæг кæнын райдыдта, йæ цæсгом мæстæй ныффæлурс, цæстытæ мæстыгæр цæстæнгас лæвæрдтсй. Йæ рæсугъд мæлгъæвзаг мæй иуныхас нал кодта. Иудзырдæй, йæ мад æмæ йæ фыдмæ сырды хуызæн каст. Боба æмæ Хъаныхъон та афтæ хъуыды кодтой: Азау Биганы фыртимæ куы баиу уа, уæд æй бауарздзæн, зæгъгæ. Фæлæ Азауйæ зæрдæйы фæйнæгыл цы Таймуразы хуыз ныффыста, уый скъахын, уый сæппарын никæй бон уыд, уый бурæмæдз ахорæнæй зæрдæйы фахсыл ныххæцыд, ныффидар æмæ халын нæ куымдта.        Азау похудела, лицо ее побледнело и осунулось от горя, глазах пылал гнев. Она упорно молчала и не разговаривала ни с кем. Как дикий зверь, смотрела она на отца и мать.
       А Боба и Канукон думали так: «Когда Азау станет женой сына Бигана, она полюбит его».
       Но разве смог бы кто-нибудь вытравить из ее сердца образ Таймураза? Разве была на свете сила, которая бы заставила ее забыть все, чем она жила с детства?
            Иубон Таймураз куыстæй æрцæйцыд, Азау хуымонтæн кæрдзын схаста, æмæ фæндагыл баиу сты. Фыццаг кæрæдзимæ фемдзаст сты, иу дæр сæ дзурын нал сфæрæзта, сæ зæрдæтæ уарзондзинадæй атыппыр сты, хурх уадындзтæ адымстысты, цæстытæ батартæ сты; цыдæр диссаг æнахуыр хъуыдыты аныгъуылдысты.
            Æрæджиау Таймураз афтæ зæгъы:
       Как-то Таймураз шел с работы, глубоко задумавшись и глядя себе под ноги. Впереди легла чья-то тень. Он поднял глаза и вздрогнул: перед ним стояла Азау. Она носила еду пахарям. Они смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз, и не могли вымолвить ни слова. Наконец, Таймураз произнес:

            — Чызгай, дæ амонд дын хуыцау хорз фæкæнæд, хорз мой скодтай.
           
Азау йæ
цæсгом фæсырх кодта, йæ цæстытæ доны разылдта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Мæ амонд цы уыд, уый баци, фæлæ дæу хуыцау амондджын фæкæнæд.

       — Дай Бог тебе счастья. Ты нашла хорошего жениха. Лицо Азау вспыхнуло, в глазах блеснули слезы.
       — Видно, так мне было суждено. Но ты будь счастлив.
       — Клянусь покойным отцом, пока я жив, я никому не отдам тебя!

            Таймураз йæ рихи аздыхта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Мæ фыд Бибойы стæн, æз дæу хæссын никæмæн ауадздзынæн, цалынмæ æгас уон, уалынмæ.
           
— Хуыцауы тыххæй, ферох мæ кæн, мауал мæ уарз,адæмæн мæ æрдхæрæн æмбисонд ма фæкæн.
           
— Нæй, нæй, Азау, дунетæ куы сыстой, уæддæр мын дæу ничи байсдзæн, ме 'ррадзинады раз ничи фæлæудзæн.
       — Твоей любовью заклинаю тебя, Таймураз, оставь меня, не обрекай на позор!
       — Нет, Азау! Даже если весь мир восстанет, никто не сможет отнять тебя у меня.

            —Ма кæн, Таймураз, дæхи ма саф, дæу мардæй куы фенон,уæд мæрдтыавдмардыкæндзынæн, фæлтау мæферохкæн,сисмæдæ зæрдæйæ,аппармæфаджысмæ, батутæ мыл кæн, дыууæмыггаджыма фæцæгъдын кæн.

       — Не делай этого, Таймураз, не губи нас обоих! Ведь, если ты умрешь, мне тоже не жить. Лучше забудь меня, выбрось из сердца, иначе два рода начнут истреблять друг друга!
            —Уый куыннæ зоныс, уарзондзинадæй лæг æрра кæны. Мæ зонд фæдзæгъæл, мæ зæрдæ басыгъд дæ уарзондзинадæй. Зæгъ мын цæхгæрæй, мæн дæ æви нæ?         — Разве ты не знаешь, что человек теряет рассудок от любви? Разум мой помутился, сердце сгорело. Скажи мне прямо: ты моя или нет?
            Азау ницыуал сдзырдта. Йæ хъуыдытæ дардыл ахаттысты. «Дæу нæ дæн» загътаид, æмæ Таймуразы уарзондзинады рæхыстæ аскъуынын, атонын йæ бон нæ уыд. «Дæу дæн» загътаид, æмæ æргомæй зыдта, стыр бæллæхтæ сæм кæй æрцыдаид, уый æмæ йæ кæлмæрзæны хаутæ схъаугæ æнцад лæууыди. Кæй зæгъын æй хъæуы, Азауыл уарзондзинад тых кæнын райдыдта, зæрдæйы уадындзтæ сæрымагъзыл сæхи цавтой æмæ уарзондзинады цæхæртæй зонды фæндагыл арт æфтыдтой. Æппынæрæджиау афтæ зæгъы:

       Азау ничего не ответила. Сказать бы «Я не твоя», да где взять силы? Сказать «Я твоя», но она знала, что тогда не миновать беды. И она стояла молча, теребя бахрому своего платка.
       Любовь, между тем, начала одерживать верх над разумом, удары сердца туманили мозг, огонь сжигал его. Наконец, она сказала:

 

            — Ирон лæджы ус байсын дæм куыд æнцон кæсы? Таймураз хъамайы фындзæй зæхх сзылдта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Ард дын хæрын ацы зæххæй, сомы дын кæнын бæрзонд цъæх арвæй, куыд æз æмæ дæу ацы сыджыты йедтæмæ ничи ахицæн кæндзæни.
           
— Зонын, Таймураз, зонын, æнæ фыдбылыз нæ баззайдзыстæм. Ферох мæ кæн!
       — Как легко тебе кажется отнять у осетина невесту!
       Таймураз воткнул в землю острие кинжала.
       — Клянусь тебе этой землей, клянусь высоким синим небом, что никто, кроме них, не разлучит нас с тобой!

            Таймураз фондзыссæдз ныхмæлæууæг лæджы раз йæ сæр не 'ркъул кодтаид, не 'ртасыдаид, нæ басастаид. Фæлæ ныр Азауы уарзондзинады раз зæххы æмхуызон йæхи æруагъта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Чызгай! — æмæ та дзурын нал сфæрæзта. — Ды амондджын дæ, ссардтай дæхицæн къай, фæлæ мæнæн та дæ къухæй мæлæтма бахæлæг кæн! — дамбаца фелвæста æмæ йæм æй дæтты.
           
— Цæв мыл æй, нæ мын фæрисдзæн. Ма тæрс, ма тæрс, — зырзыргæнгæ ма сдзырдта.

       — Нас ждут несчастья, Таймураз. Прошу, забудь меня! Таймураз не дрогнул бы и перед сотней врагов, но тут он не выдержал и низко склонил голову.
       —Азау!..— голос его прервался.—Ты нашла свое счастье, не пожалей же для меня смерти! — он вытащил пистолет и протянул ей. — Стреляй, мне не будет больно!.. Не бойся…

            Азауæн ма уыцы иунæг ныхас хъуыд йæ зæрдæ басæттынæн. Ныггуыпп ласта уарзондзинады арт зæрдæйы æмæ сæры магъзы стъæлфæнтæ акалдта, йæхи нал баурæдта æмæ Таммуразы æфцæджы ныттыхсти. Дыууæ дзыхы кæрæдзийыл андæгъдысты, иудзæвгар сахаты фæстæ сгæллады хуызæн кæрдæгыл æрбадтысты æмæ сæ уынæр нал ссыд. Æрмæст ма сæ баты гæзæмæ змæлын æврагъы æнкъуысын кодта. Хуыцау зоны, кæдмæ фæбадтаиккой, къæвда сын сæ рæстæг куы нæ фехæлдтаид, уæд. Арв ныннæрыд, æмæ фæйнæрдæм ацыдысты.        Сердце Азау дрогнуло. Пламя любви полыхнуло в ней, мозг рассыпался огненными искрами. Забыв обо всем, она бросилась на грудь к Таймуразу. Губы их соединились. Потом они сидели на мягкой траве и молчали и лишь звук поцелуев нарушал тишину. Бог знает, сколько бы они так просидели, не помешай им дождь. Началась гроза, и они разошлись в разные стороны.
            Уыцы бонæй фæстæмæ Азау æмæ Таймураз æхсæв фыны иумæ уыдысты, бон — хицæнтæ.
           
Томиан хистытæ фæкодта, хæдзары ма цы мурзгъæл уыд, адæмæн сæ бахæрын кодта, фæлæ ма йæ ноджыдæр сауисæны хист хъуыд. Уалдзæг уыд æмæ Томиан уæрыччытæ балхæдта, хист сцæттæ кодта, адæмы æрхуыдта. Адæм хист бахордтой, «рухсаг уæд, рухсаг», — арфæ ракодтой æмæ ацыдысты. Æрмæст ма хæдзары баззад Таймуразимæ фондз лæппуйы, йе 'мгæрттæ, кæстæриуæг чикодта, уыдон: Бимболат, Хъамболат, Хазби, Турбег æмæ Чермен. Уаты та 'рбадтысты æхсæвæрыл æмæныхас кæнын райдыдтой. Бирæ царды фæндтæ фæкодтой Таймуразæн, бирæ митæй мæсгуытæ йын фæцамадтой. Фæстагмæ йын ус курыны фæнд скодтой. Фæлæ ирон лæг æнæ ирæд йæ чызг кæм дæтты, ирæд цы раттаид, уый та Таймуразмæ нæ уыд, æмæ уæд скъæфыны фæнд скодтой.
           
Хъуыддаг афтæ уыд æмæ Таймураз хъуамæ Азауæн фехъусын кæна, дыккаг æхсæвмæ цæттæ куыд уа, афтæ. Скъæфджытæ дæр сæхи сцæттæ кæной æмæ йæ куыд аскъæфой, афтæ.
       Была весна. Томиан устроила последние поминки по мужу, потратив на них те крохи, которые еще оставались в доме. Она купила ягнят, приготовила угощение и созвала людей. Люди съели угощение, помянули покойного и разошлись. В доме остались только пятеро друзей Таймураза, прислуживавших на поминках: Бимболат, Камболат, Хазби, Турбег и Чермен. Они сидели в комнате, ужинали и беседовали, обсуждая, как жить Таймуразу дальше. Они построили много воздушных замков, а под конец решили, что ему надо жениться. Но никто не отдаст свою дочь без калыма, а у Таймураза не было ничего, поэтому они решили похитить невесту. Таймуразу поручили предупредить Азау, чтобы та была готова к побегу следующей ночью.
            Таймураз дыууæ изæрастæу Бобатæм фæсдуар бамбæхст æмæ Азауæн бамбарын кодта. Фæлæ Азау нæ разы кодта, уый тыххæй æмæ Бобайæ чызджыТаймуразы хуызæн мæгуырæн нал раттаид, нал саккаг кодтаид, кæд фыццаг, Бибойы хъæздыг рæстæджы, сæ фæнд иу уыд, Азау æмæ Таймуразы уарзондзинад сæ дыууæйæн дæр æргом æмæ фæндон уыд, уæддæр. Ныр Таймураз фæмæгуыр, йæ хæдзары цыппæркъахыг гæды нал уыд, æмæ Бобайæ тых æмæ йæ хъару Азау æмæ Таймуразы фæхицæны тыххæй батайын кодтаид, бахуысс ын кодтаид, не сразы уыдаид. Дыккаг та, Битанатæ дæр тыхджын мыггаг уæвгæйæ сæ усы айстыл не 'рæвдадаиккой, хæцыдаиккой. Æмæ уый тыххæй Азау цæхгæр зыдта, куы йæ аскъæфой, уæд стыр бæллæхтæ кæй æрцыдаид, уый. Фæлæ йæ Таймуразы уарзондзинад дæр размæ тардта. Йæ зæрдæ, йæ хъуыдытæ иууыл Таймуразы уарзондзинады хызы стыхстысты, æмæ æртæ мыггаджы хæрзæбон бахъахъхъæныныл уæлахиз кодта æмæ йæ Таймуразы фæндыл размæ тардта. Æмæ афтæ зæгъы:        Вечером Таймураз проскользнул в дом Боба, спрятался за дверью и, когда Азау проходила мимо, тихо окликнул ее. Он шепотом сообщил ей план побега. Азау не соглашалась. Боба никогда бы не смирился с похищением дочери, он приложил бы все силы, чтобы разлучить их с Таймуразом и поднял бы на ноги весь род Сачината. С другой стороны, Биганата, узнав, что похищена их невеста, взялись бы за оружие. Поэтому Азау хорошо понимала, какие беды может повлечь за собой ее побег. Но любовь толкала ее на безрассудный шаг, и доводы рассудка меркли перед ней. Азау не смогла долго сопротивляться, только сказала:

            — Иу æнаккаг сылы тыххæй дæхи сафыс, фæлæ бардæу. Дыккаг æхсæвмæ Азау дзырд радта Таймуразæн æмæ ацыди. Дыккаг æхсæв Биботæм хисты уæлдæйттæ сцæттæ кодтой, зæронд лæгты æрхуыдтой. Чермены Бобамæ хонæг арвыстой, æмæ йын афтæ зæгъы:
           
— Уæлæ дæмТомиан хонæг æрæрвыста, хисты уæлдæйттæй ма цыдæртæ аззад, зæронд лæгтæ дæр уым сты æмæ дæумæ кæсынц.

       — Ты губишь себя из-за недостойной женщины, но воля твоя.
       Она дала ему слово, что будет готова следующей ночью и ушла.
       На следующий вечер в доме Бибо приготовили то, что еще оставалось от поминального угощения и позвали старших. Чермен отправился к Боба и сказал ему:
       — Томиан послала меня за тобой. Кое-что осталось от поминок. Старики уже там и ждут тебя.

            Боба арфæ ракодта, араст Черменимæ æмæ Биботæм ссыдысты.
           
Хъуыддаг афтæ уыд, æмæ Боба фынгыл куы 'рбадт, уæд фондзæй скъæфджытæ, æхсæзæм Таймураз Азауы скъæфынмæ ацыдысты. Скъæфджытæй иу, Хъамболат, зæгъгæ, Бобатæн сæ хъан уыд æмæ хæдзармæ бæрæггæнæг бауад. Хæдзары куы ничи уыд, Азау æмæ Хъаныхъоны йедтæмæ, уæд Азауæн амбарын кодта. Азау дуармæ рауад, бæхыл æй авæрдтой æмæ йæ аскъæфтой.

       Боба, поблагодарив, пошел с ним к Тогузата. Когда он сел за стол, Таймураз и пятеро его друзей были уже на конях. Один из похитителей, Камболат, был воспитанником Сачината, он и вошел к ним в дом. Убедившись, что там нет никого, кроме Азау и Канукон, он подал Азау знак. Она вышла за дверь, ее усадили на коня и всадники помчались прочь, нахлестывая коней.
            Бæстæ цъæхахст, хъæр сси, Хъаныхъон фæдисхъæр кодта, Сачъынатæ æмæ Биганатæ рафæдис кодтой. Боба дæр фынгæй фестад æмæ фæдисы ауади. Фистæг фæндагыл скъæфджыты разæй фесты, раст Къæйджыны уæлвæз баиу сты скъæфджытимæ. Бæстæ гæрах сси, дыууæрдыгæй топпы цæхæр кæфойæ калæгау калд, нæмгуытæ ихуарæгау кодтой. Æхсæв уыд æмæ иргъæвæг адæм нæ уыди. Фондзæй скъæфджытæ мардфесты, фондз та фæдисонтæй фæмарди. Таймураз цæфтæй аирвæзт æмæ Урстуалты йæ мадырвадæлтæм алыгъд. Азау хуыры астæу дурты бын бамбæхст. Сачъынатæ æмæ Битанатæ Бибойы хæдзар ныххæлиу кодтой, Томиан дæр йæ сыхæгтæм бамбæхст.
           
Дыккаг бон адæм æрæмбырд сты, бæстæ сызмæлыд, алырдыгæй фæдис уадысты. Мыггæгты  кæрæдзимæ
лæбурын нал бауагътой хъуыддаг фæсабыр, знæгты 'хсæн фидар лæгтæ æрæвæрдтой. Хъуыддаг равзарыны тыххæй фæстаг хуыцаубонмæ сæмгъуыд кодтой. Мæрдты баныгæдтой æмæ ацыдысты.
       От пронзительных криков Канукон всполошилось все село. Поднялась тревога, Сачината и Биганата бросились в погоню. Боба выбежал из-за стола и тоже поскакал следом. Похитителей обошли напрямик, по пешей тропе, и настигли их на плато Кайджин. Поднялась стрельба. С обеих сторон гремели выстрелы, градом сыпались пули. Была ночь, и некому было остановить кровопролитие. Десять человек были убиты — по пять с той и с другой стороны. Таймураз и Азау потеряли друг друга во тьме, среди битвы. Израненный Таймураз сумел скрыться и бежал в Урстуалта, к родственникам матери. Азау спряталась между камней. Сачината и Биганата, вернувшись, разгромили дом Бибо. Томиан укрылась у соседей. 
       Утром тревожная весть облетела все ущелье. Отовсюду собирался народ, по дорогам скакали к Ганису всадники. Общими усилиями сумели удержать кровников от дальнейшего кровопролития, между ними поставили надежных посредников. Разбор дела назначили на следующее воскресенье, похоронили убитых и разошлись.

            Хуыцаубон æрцыд, æмæ адæм æрæмбырд сты дзуары фæзы, фæлæ Рубайты Мистала нæма 'рцыд, æмæ йæм æнхъæлмæ кастысты. Уалынмæ разынд, лæдзæг йæ къухы, урс-урсид зачъетæ цыллæйы хуызæн сæвджын риуыл ирдгæ фæйлыдта. Æрхæццæ æмæ адæмæн арфæ ракодта:
           
— Уæ бонтæ хорз уæд æмæ фарн уæ ныхасы!
           
— Фæрнджын у, Мистала, æмæ нæм æгас цу! — адæм дæр арфæ ракодтой.

       Пришло воскресенье. Народ собрался на площади возле дзуара, ждали еще Мистала Рубайты. Наконец появился и он, с посохом в руке. Утренний ветер развевал по его широкой груди белоснежную бороду. Он подошел и приветствовал собравшихся:
       — Добрый день, мир вашему совету!
       — Будь счастлив, Мистала, добро пожаловать! — ответили ему.

Æрбадтысты æмæ тæрхон кæнын райдыдтой, хъуыддаг равзарыны фæстæ загътой:
           
— Таймураз зылын уый тыххæй у, æмæ Биганаты куырд усы сæрра кодта æмæ йæ аскъæфта; Азау уый тыххæй зылын у, æмæ куыр дус уæвгæйæ Тайммуразы фæндыл сразы ис, æмæ уыдон тыххæй стыр бæллæхтæ 'рцыд, фæсивæды хуыздæртæ мард фесты, мыггæгтæ кæрæдзимæ сызнаг сты, адæмы иумæйаг царды уарзондзинад бахъыгдардтой. Боба та уый тыххæй зылын у æмæ йæ чызджы æвæндонæй моймæ кæй радта. Ацы аххостæм гæсгæ æртæ дæр зылын сты, — загътой.

       Начался суд. Закончив разбор дела, старшие встали:
       — Таймураз виновен в том, что сбил с толку девушку, просватанную Биганата, и похитил ее. Азау виновна в том, что, будучи просватанной, согласилась бежать с ним и из-за этого произошли большие несчастья — убиты лучшие юноши, несколько родов стали врагами, нарушилась спокойная жизнь людей. А Боба виновен в том, что выдавал свою дочь Замуж против ее воли. Виновны все трое.

            Адæмы æмбырд æрт æ дихы фесты, иутæ загътой: «Дурты бын сæ хъуамæ фæкæнæм» (Зылын лæгыл-иу адæм фæйнæ дуры ныццавтой (Авторы фиппаинаг), иннæтæ загътой: «Амарæм сæ». Æртыккаг, фылдæр къорд загътой: «Хъоды сыл бакæнæм».        Мнения разделились, когда речь зашла о наказании. Одни требовали забросать их камнями, другие — казнить, а третьи, их было большинство, предложили:
       — Отречемся от них!
            Афтæмæй сæ дзырд кæрæдзийыл нал бадт æмæ нал фидыдтой. Æрæджиау Мистала сыстад æмæ афтæ зæгъы:
           
— Фарн уæм байхъусæд, хорз адæм! Адæм фæсабыр сты, фæхъус сты, се 'хсæн бындз куы атахтаид, уæд уый базыры хъæр дæр хъуыстæ уыдаид.

       Спор разгорался, люди никак не могли прийти к одному решению. Наконец, встал Мистала:
       — Пусть счастье внимает вам, добрые люди! Все замолкли, наступила глубокая тишина.

            — Мах иу адæм, иу бинонтæ, дæ къухы æнгуылдзтæй кæцы фæнды алыг кæнай,— рисдзæн дын, цардæн куыд хицау не стæм, мæлæтæн дæр афтæ, дыууæ дæр хуыцауы бар сты, мæлæты тæрхонæй хуыцауы æгъдау халæм, нæ бинонтæй та дыууæ уды сафæм. Хъоды, мæ хæдзæрттæ, хъоды сыл бакæнæм, Бобайæн та йæ галтæй иу аргæвдæм æмæ нæ хид кæнинаг у æмæ йæ саразæм, — загъта æмæ йæ цæстысыгтæ асæрфта.        — Мы один народ, одна семья. Какой бы палец ни отрезать — будет одинаково больно. Как не властны мы над жизнью — так же не властны и над смертью. И та, и другая в божьей власти. Требуя смерти, мы нарушаем порядок, установленный Богом, и губим две души из нашей семьи. Приговорим их к изгнанию, дорогие мои! А из быков Боба зарежем одного, мост наш давно пора починить, сделаем это за его счет.
       Он вытер слезы и сел.
            Мисталайы кæрдаг ныхас æмæ цæстысыджы æртах адæмы зæрдæ афтæ сфæлмæн кодтой, æмæ æмхуызонæй «разы стæм» загътой.
           
Мистала дзуаргæсырдæм баздæхт æмæ афтæ зæгъы:
           
—Угард, дзуары угард ныккæнæм, мæ хæдзæрттæ. Азау æмæ Таймуразыл адæм хъоды бакодтой: йæ хæдзармæ сæ чи бауадза, дон, кæрдзын сын чи радта, сæ фос сын йæ фосимæ чи ауадза, уый Ломисы дзуары фыдæх уæд, загътой.
       Мудрая речь Мистала и его слезы смягчили сердца людей. Все в один голос сказали;
       — Мы согласны!
Мистала обратился к смотрителю дзуара и воскликнул:
       — Знаки, сделаем священные знаки клятвы!
       Смотритель зазвонил в колокола. На трехгранных березовых палочках сделали зарубки и палочки положили в дзуар. Люди отреклись от Азау и Таймураза и произнесли слова клятвы: «Кто пустит их в свой дом, кто даст им хлеб и воду, кто возьмет их скот в свое стадо, тот пусть будет проклят Ломисской святыней!»
            Дзуарыгæс хъуытæзтæ ныццагъта, дзуары угард ныккодтой æмæ угæрдтæ дзуары хуылфы сæвæрдтой. Бобайæн йæ гал аргæвстой æмæ сæ хид сарæзтой. Туджджынтæй дзырд райстой, цалынмæ хъуыддаг æвзарой, уалынмæ кæрæдзийы куыд нæ бахъыгдарой, уый тыххæй сын сæ рихийы хъуынтæй райстой æмæ сæ дзуары хуылфы сæвæрдтой æмæ фæйнæрдæм ацыдысты.        У Боба зарезали быка и починили мост. С кровников взяли слово, что они не тронут друг друга, в знак этого у каждого из усов вырвали по волоску и тоже положили в дзуар. После этого разошлись по сторонам,

            Азау дуры бын æххормаг, дойныйæ куы сфæлмæцыд, уæд иу фæсахсæвæр талынджы рацыд æмæ, Ганисы хъæугæрон иу дзæгъæл æнæмой ус цард, Дыса, зæгъгæ, уымæ æрбацыд. Азау Дысамæ дуары хуынкъæй бакаст, æмæ Дыса йæ разы кæрдзын æрæвæрдта æмæ скуывта:
           
—Хуыцау, адæмæн бирæ ратт, æз дæр сыдæй куын нæ
амæлон. Хуыцау, кæд ма искуы мæ хуызæн мæгуыр ис, уый дæр фервæзын кæн.

       В этот вечер Азау, обессилевшая без еды и питья, под покровом темноты спустилась в Ганис. На самом краю села жила одинокая старая женщина по имени Дыса. Азау заглянула в дом сквозь щель в двери. В это время Дыса, положив перед собой лепешку, молилась:
       — О боже, дай людям изобилия, чтобы я тоже не умерла с голоду! Боже, если есть где-нибудь такая же несчастная душа, как я, спаси ее!

            Кæрдзын æрсаста æмæ хæрыныл æрбадт. Азау уыцы зæрдиаг куывдтытæ куы фехъуыста, уæд фæныфсджын æмæ дуарыл бахæцыд.Дуары хъæрмæ Дыса рауад æмæ афтæ зæгъы:
           
— Чи дæ, чи?
           
Азау дуары къæсæрæй бахызт æмæ афтæ бакодта:
           
— Сс-с... Æз дæн, æз.
       Она разломила лепешку и принялась за еду. Азау, услышав ее молитву, осмелела и приоткрыла дверь. Дыса обернулась на скрип двери и спросила:
       — Кто там?
       Азау переступила через порог.
       — С-с-с… Это я.
            —Мæ къонайыл Азау дæ, цы? Æмæ дыл адæм хъоды куы бакодтой, уæд дын цы кæнон? — æмæ æнæбарыгомау йæ разæй бараст.
           
Артдзæсты къæцæлы муртæ фæрухс-фæмынæг кодтой, Азау æмæ Дыса арты фарсмæ иу ран æрбадтысты, Дыса Азауæн кæрдзыны къæбæртæ йæ разы авæрдта æмæ афтæ зæгъы:
           
—Хуыцау мын æй ныббарæд, хъоды дзырд халын, фæлæ тыхст удæн радтын кæд тæригъæд нæ уаид, ахæр-ма, ахæр, дæ фæхъхъау фон, дæ цæсгом куы ныцъцъæх.
       — Бог мой! Азау? Да ведь люди отреклись от тебя, что же мне делать теперь? — растерянно сказала Дыса.
       В очаге, вспыхивая неровным пламенем, горел хворост. Азау и Дыса присели рядом у огня. Дыса положила перед Азау кусочки лепешки и сказала:
       — Да простит мне Бог, я нарушаю клятву отречения, но, может, не будет на мне греха, если я поделюсь с бедной душой… Поешь, умереть бы мне за тебя, поешь. Ведь в лице твоем ни кровинки…

            Азауæн йæ фидауцджын сау цæстытæ ма арф кæцæйдæр, цæсты къæлæттæй сау æндæрг хастой, йæ фидауцджын тæнæг былтæ ныххус сты, дзæгъæлзмæлд кодтой, йе 'взаг басур, комы нал хатти, йæ уадултæ цъити хъæпæнау ныффæлурс сты æмæ афтæ зæгъы:
           
— Цы хæдзармæ уадзинаг дæн, цы, дæ нывонд фон, бæстыбинаг къæйфæдæн, зарæджысæйраг,— æмæ йæ кæлмæрзæны къабазæй йæ цæстысыгтæ асæрфта.

       Черные глаза Азау глубоко запали и были похожи на две мрачные тени. Потрескавшиеся губы дрожали, пересохший язык не слушался ее, щеки были белее снега.
       — Разве можно пускать меня в дом, — сказала она, вытирая слезы концом платка, — как низко я пала, люди будут слагать обо мне позорные песни!

            Дыса та йын кæрдзыны къæбæртæ йæ размæ бакодта æмæ афтæ зæгъы:
 
— Ахæр-ма дзы, ахæр, акомдзаг дзы кæн, дæ дзыхы гам дын айсдзæн æмæ дæ зæрдæ фæлæудзæни.
           
Азау кæрдзыны мур йæ дзыхы бакодта, фæлæ йе 'фсæртæ ныууадысты, ласæггаг ныссур, аныхъуырын йæ бон нал уыд æмæ йæ фæстæмæ йæ къухмæ рату кодта. Дысайæн йæ зæронд хус уадултыл йæ цæстысыг æркалд æмæ афтæ зæгъы:
           
— Уæд та дон ахуыпп кæн, дæ сæрыл мæ 'рхæссой, дон, — æмæ йын къусы мидæг дон авæрдта.
           
Азау дон анызта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Цымæ цы фæци уый?

       Дыса снова придвинула к ней кусочки лепешки.
       — Поешь-ка. Утолишь голод — и сердцу станет легче. Азау положила в рот кусочек, но горло ее пересохло, она не смогла проглотить пищу и выплюнула ее в руку. По старым, иссохшим щекам Дыса потекли слезы.
       — Хоть воды выпей, бедняжка, — сказала она и протянула Азау чашку.
Азау выпила воды и спросила:
       — А что с ним?

            —Таймуразы фæрсыс, бецау, Таймуразы? Азау йæ сæр батылдта æмæ та йæ цæстысыгтæ асæрфта. Дыса дæр кæуын хъæлæсæй афтæ зæгъы:
           
—Урстуалты йæ мадырвадæлтæм рынчын у, йæ цæфтæй нæма сдзæбæх, фæлæ, дам, йæ удæн тас нæу, зæгъынц.
Уалынмæ дуарæй æрбадзырдæуыд:
           
— Дыса, уæ Дыса, уым дæ, цы?

       — Ты спрашиваешь о Таймуразе? Азау кивнула головой.
       — Он в Урстуалта, у братьев матери. Он еще не оправился от ран, но жизнь его, говорят, вне опасности. Вдруг кто-то позвал с улицы:
       —Дыса, а Дыса! Ты дома?

            —Дыса фестад æмæ дуармæ ауад, Азау къутуйы фæстæ амбæхсти. Дысайæн сыхæгтæй чидæр æрвитæггаг æрбахаста,— къусы мидæг басæмæ фыды хæйттæ. Дыса къус райста æмæ йын арфæ ракодта. Лæппу фæстазмæ аздæхт. Дыса дуар ахгæдта æмæ хæдзармæ бацыд æмæ афтæ зæгъы:
           
— Цы фæдæ, цы, Азау, дæ фæхъхъау фон? Азау фæскъутуйæ разынд æмæ афтæ зæгъы:
           
— Æрбацæуæгæй фæтарстæн æмæ амбæхстæн. Дыса йын къус йæ разы авæрдта æмæ та афтæ зæгъы:
           
—Ай та нын хуьцауы лæвар, уый йедтæмæ дын цы бахæрын кодтаин,— æмæ йын йæ разы фыддтæ æркарста.
            — Ахæр-ма, ахæр, дзидзайы мур дын дæ зæрдæ фæлæууын кæндзæн.

       Дыса встала и пошла к двери. Азау метнулась к кладовой. Оказалось, кто-то из соседей прислал Дыса еду — бульон в миске и кусочки мяса. Дыса с благодарностью взяла миску. Мальчик ушел. Дыса заперла дверь и, вернувшись в дом, позвала:
       — Азау, где ты?
Азау вышла из укрытия, сердце ее все еще билось от испуга. Дыса с улыбкой поставила перед ней миску:
       — А это нам божий дар, ведь мне нечем было накормить тебя. — Она стала резать мясо. — Вот, поешь-ка мяса и тебе сразу станет легче.

            Азау фыды комдзаг йæ дзыхы бакодта, фæлæ хæрын йæ бон нал уыд æмæ та йæ фæстæмæ райста. Дыса та йын басы къус йæ къухы авæрдта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Ахуыпп-ма дзы кæн, ахуыпп, бецау, дæ зæрдæ дын фæлæууын кæндзæн.
           
Азау бас ахуыппытæ кодта, æмæ гæзæмæ туджы уадындзтæ йæ уадултыл ахъазыд.
           
Цы дардыл дзурын, æхсæвæр бахордтой æмæ йын Дыса афтæ зæгъы:
           
— Ахсæв дæ бауромин, фæлæ дæ райсом исчи куы фена, адæм дыл хъоды бакодтой æмæ нæ дыууæйæн дæр хорз нæ уыдзæн, фæлæ æмбæхст кæм дæ, уый мын зæгъ, æмæ дын кæрдзын хæсдзынæн.

       Но Азау не нашла в себе сил даже прожевать кусочек мяса. Тогда Дыса дала ей в руки миску с бульоном и сказала:
       — Выпей, это поможет тебе.
Азау с трудом сделала несколько глотков и щеки ее порозовели.
       Они поужинали. Дыса задумалась.
       — Оставила бы я тебя на ночь, да вдруг тебя завтра кто-нибудь увидит. Люди отреклись от тебя, и нам обеим будет плохо, если они узнают, что ты у меня. Но скажи мне, где ты скрываешься, и я буду носить тебе еду.

            Азау уырдыг сыстад, йæ нарæг астæу ныкъкъæс-къæс кодта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Ды мын ныййарæг мадæй адджындæр мад, мæ хæрзæбонæй æнæхай, мæ фыдбылызæй хайджын. Макæмæн мæ схъæр кæн.
           
— Нæ, мæ зæйласт Дзанаспийыстæн, нæ, никæмæн зæгъдзынæн.
           
— Фидары къæдзæхы раз, дуры бын, лæгæты, йæ дуарыл ын цилтæ бамбæрзтон æмæ уым дæн,— загъта.

       Азау встала. Голос ее дрожал.
       — Ты мне теперь вместо родной матери. Я не делилась с тобой своими радостями, но ты разделила мою беду. Прошу тебя, не говори обо мне никому!
       — Нет, нет, клянусь моим Дзанаспи, погибшим в лавине, я никому не скажу о тебе!
       — Возле утеса, где была крепость, под камнем, в пещере. Вход в нее прикрыт папоротником, там найдешь меня.

            Азау æмæ Дыса кæрæдзийыл скуыдтой. Дыса йæ хæдзары баззад, Азау та йæ бынатмæ ацыд.
           
Уыцы æхсæвæй фæстæмæ Дыса алыбон дæр Азауæн кæрдзын хаста: куы мæнæргъы æфсон, куы хъæлæрдзы тонын æфсон. Азауы цыма зæхх аныхъуырдта, адæмæй йæ иу зонæг нæ уыди, Дысайы йедтæмæ.

       Они, плача, обнялись. Дыса осталась дома, Азау ушла в свое убежище.
       С той ночи Дыса каждый день носила Азау еду, отправляясь в горы то будто бы за малиной, то за смородиной. Азау словно поглотила земля — никто из людей, кроме Дыса, не знал, куда она делась.

            Æрæгвæззæг æрцыд, хур адард и, уазал кæнын райдыдта, хохы цыргъытыл зымæг йæ урс кæрц æрæмбæрзта, Азауæн уыцы ран фæлæууæн нал уыд, зæй миты бын фæцадаид, зымæджы йын уым цæрæн нæ уыд. Æнæ уый дæр æй Таймуразы уарзондзинад æнцой нæ уагъта: йæ зæрдæйын йæхирдæм рæхыстæй ласта. 
           
Иу æхсæв мæйрухс арвыл тыбар-тыбур кодта, стъалытæ кæрæдзимæ худтысты, дымгæйы зызын фæлмæн хъырныдта, гоби къæдзæхтæ сау æндæрг хастой. Азау Таймуразмæ лидзын æрымысыд.
           
Раст æхсæвæрафон йæ къабайы зæронд йæ астæуыл атыхта æмæ ацыди. Æхсæв боны хуызæн мæйрухс уыд, фæлæ Хъелы æдзæрæг хохмæ куы схæццæ, уæд бæстæ ныммæйдар, мит æмхæццæ зæгъ уарын байдыдта, цæгатварсы тымыгъ хохæй хохмæ сау мигъы тымбылтæ аппæрста, уад тымыгъы æхситт кæмттæ араудта, мит фæлдзæгъдæн уылæнтæй Азауы сæвджын риуыл тымыгъ цавта æмæ йын йæ урс дæллагхъуыр хуылыдз кодта; иудзырдæй, фыдæхсæвтæй иу уыд; Азау хъазуатæй размæ тындзыдта.
           
Раст Саудзуары фæхæрдгæнæнмæ куы бахæццæ, уæд уым Гуданæмæ Хиуы фиййæуттæ сæ фос рацæйтардтой. Азауыл куитæ срæйдтой, æмæ дуры фæстæ амбæхсти. Хиуаг фиййау Гугуа куиты фæдыл бауад æмæ дуры 'нцой лæугæ Азауы федта æмæ æрдæг иронау афтæ зæгъы:
            — Цом, кæрдзын бахæр.

       Но вот настала осень, солнце перестало греть землю. Приближались холода, зима уже укрыла вершины гор белой шубой. Азау не могла больше оставаться в своей пещере. Кроме того, мысль о Таймуразе не оставляла ее в покое, она днем и ночью думала о нем. И однажды вечером, когда в небе сиял месяц и звезды улыбались друг другу, а от немых утесов легли черные тени, Азау решила бежать к Таймуразу. Недолго думая, она подобрала подол своего старого платья и пустилась в путь. От лунного света было светло, как днем, но когда она добралась до безлюдных Кельских гор, небо потемнело, погода резко испортилась и пошел дождь со снегом. С высот примчался северный ветер. Он со свистом несся по ущелью и порывами бил в грудь Азау. Снег таял на ее шее, одежда намокла. Это была страшная ночь, но Азау упорно шла вперед. Когда она дошла до подъема Саудзуар, на нее вдруг из темноты залаяли собаки. Это пастухи из Гудана и Хиу перегоняли свои стада. Хиуский пастух Гугуа пошел за собаками и увидел притаившуюся за камнем перепуганную Азау.
       — Пойдем, поешь хлеба! — сказал он ей на ломаном осетинском языке.
            Азау бамбæрста, кæфхъуындары хъæлæсмæ кæй фæцæуы æмæ дзы æхсары йедтæмæ хос кæй нал ис, уый æмæ афтæ зæгъы:
           
— Бирæ ма дзур, ме 'мбæлттæм кæсын, фæстейæ ссæуынц, Урстуалтæм цæуæм æмæ уыдонмæ лæууын.

       Азау поняла, что перед ней разверзлась пасть дракона, и что ей неоткуда ждать помощи. У нее не было другой защиты, кроме собственной смелости, и она ответила:
       — Не болтай много. Я жду своих спутников, они поднимаются следом. Скоро они будут здесь.

            Уыцы сахатАзауы сæры фондзыссæдз хъуыдыйы аленчытæ кодта, фæндыди йæ, мыст куы фестадаид æмæ искуы зæххы бын куы амбæхстаид. Йе цæргæс куы фестадаид æмæ арвы дæргъдзинады куы 'рбайсæфтаид. Уæд та йын дымгæ Таймуразмæ фæдис хъæргæнæг куы фæцадаид. Фæлæ ницы; кæфхъуындары дзых йæ разы хæлиуæй лæууыд æмæ йæ минутæй минутмæ аныхъуырынмæ хъавыд. Уалынмæ иннæ фиййæуттæ дæр базгъордтой æмæ Азауы сæхимæ бакодтой æмæ йæ арты фарсмæ абадын кодтой нымæты бын; цасдæр æй фиййæуттæ тавтой, рæвдыдтой, уыйас та Азау мæсты кодта æмæ фиййæуттæн алывыд дзырдта. Фиййæуттæ гуырдзиагау цыдæр ныхас кодтой. «Гугуас цоли ламазиа1»  дзырдтой. Тагъд-тагъд сæ уæргътæ бастой, цæмæй сын сæ фос мит не 'рцахстаид. Азау уырдыг фестад æмæ скуыдта, сдзынæзта æмæ афтæ зæгъы:
           
— Ауадзут мæ, мæхи амардзынæн, мæнæн мæ уарзон æндæр у, æз сымахæн нæ бæззын.

       За эти мгновения сотня мыслей пронеслась у нее в голове. О, если бы стать ей мышью и скрыться где-нибудь под землей! Или превратиться в орла и исчезнуть в бескрайнем небе! О, если бы ветер помчался к Таймуразу вестником тревоги! Увы! Пасть дракона должна была вот-вот захлопнуться, и ей не было спасения.
       Тем временем подбежали и другие пастухи, повели Азау с собой, усадили у огня, укрыв буркой. И чем больше старались они угодить ей, тем горше становилось у нее на сердце, тем резче отвечала она им. Пастухи переговаривались между собой по-грузински. «Гугуас цоли ламазиа1», — говорили они. Они поспешно собирались в дорогу, боясь, что снег засыплет их скот. Азау вскочила, сбросив бурку, и с плачем стала просить их:
       — Отпустите меня или я умру! Я не гожусь для вас!


1 Гугуас цоли ламазиа (гуырдзиагау) — Гугуайы ус рæсугъд у.



1 Гугуас цоли ламазиа (груз.) — Жена Гугуа красива.


            Цы дардыл дзурын, фос фезмæлын кодтой, Гугуа бæхыл абадт, Азауы йын йæ фæс арцавæрдтой, æмæ йæ басылыхъхъæй йæ астæумæ абаста, æмæ æхсæвы мæйдары аныгъуылд.
           
Дыккаг бон хур скаст, хохæй-хохмæ тын анывæста, хохы бæрзæндтæ митæй урс адардтой, комы рæбынтæ сау æндæрг хастой. Дыса Азауæн кæрдзын схаста, фæлæ Азау уым нал уыди. Фæцагуырдта йæ, фæхъæрæм кодта, Азауы нал ссардта æмæ кæугæ фæстæмæ раздæхти. Уыцы бонæй фæстæмæ Дыса дæр нал базыдта, Азау цы фæци æмæ кæдæм ацыд, уый.

       Что долго рассказывать! Скот погнали вперед, Азау посадили на коня за спиной Гугуа, он привязал ее к себе башлыком и они скрылись в снежной мгле.
       Наутро выглянуло солнце. Высокие горы белели снегами, в глубине ущелий лежали тени. Дыса принесла в пещеру еду, но Азау там не было. Дыса долго искала и звала ее и, не найдя нигде, плача, вернулась домой. С этого дня и Дыса уже не знала, куда девалась Азау и что с ней случилось.

            Азауы хиуаг йæхицæн ус скодта, залиаг калмы хъæбысы зындоны артæй сыгъд. Азаумæ бон минуты бæрц каст, æхсæв та йын афæдз уыд. Хиуаджы цур хуыссынæй мæрдтæм цыд, йæ зæрдæ тъæппытæ хаудта, иу ныхас, иу дзырд йæ дзыхæй нæ цыд, æхсæвæй хуыссæг нæ ахста — боны цъæхмæ æнхъæлмæ каст, боны цъæхæй та хурыкастмæ тындзыдта æмæТаймуразы уарзон мондæгтæ хуры тынтæй иста, йæхи сæ рæвдыдта.
           
Æмæ-иу уæд йæ салд ихзæрдæ Таймуразы мондæгтæй батæфсти, бахъарм и æмæ-иу йæхинымæры загъта: «Чи зоны, уæлæуыл куы нæ баиууæм, мæрдты уæддæр кæрæдзийы фендзыстæм».
           
Ахæм хъуыдытæй Азауыл бон изæр кодта. Хиуаджы цæстæнгас Азауы зæрдæйы джебогътæ тъыста, кæуынхъæлæсæй, цæстысыг калгæ æхсæв уатмæ цыд. Азау лидзынвæнд дæр бирæ хатт скодта, фæлæ фæндаджы бæрæгæн ницы зыдта æмæ та-иу баззади.

       Хиуец сделал Азау своей женой. Жизнь стала пыткой для нее. День пролетал для Азау, словно минута, а ночь тянулась, как год. Для нее было хуже смерти спать рядом с ненавистным мужем, сердце ее разрывалось. Ночью она не могла уснуть, все ждала рассвета, а с рассвета ждала восхода солнца: лучи его, словно любовь Таймураза, грели и ласкали ее. Заледеневшее сердце оттаивало, согревалось, и она думала: «Если не суждено нам встретиться на земле, то, может, хоть в стране мертвых мы увидим друг друга». В этих думах проходил день, а вечером появлялся Гугуа, и в сердце Азау вонзались острые иглы. Плача, шла она в дом. Она много раз собиралась бежать, но не знала дороги и вынуждена была остаться.
            Азауæн дыууæ лæппуйы райгуырд, уыдон дæр сæ фыды хуызæн фыдуаг, фыдæгъдау, Азау уыдонмæ дæр зæнæджы цæстæй нæ каст, уыдон дæр ынзæнæджы ад нæ кодтой. Йæ хъуыдытæ иууылдæр Таймуразы уарзондзинады хызы мидæг стыхстысты; алырдæм фæндаг агуырдта, фæлæ æрдуйы бæрц дæрТаймуразы бæрæгæн ничердыгæй ницы зыдта, æмæ афтæмæй рæстæгæй-рæстæгмæ æнхъæлмæ касти.        У нее родились два сына, такие же грубые и своенравные, как их отец. Она не испытывала к ним материнских чувств, и они тоже относились к ней, как к чужой. Все ее помыслы сплелись вокруг Таймураза, но она не имела никаких вестей от него. Так проходили годы, а она все ждала, сама не зная, чего.
            Таймураз кæд уæззау цæфтæ уыд, уæддæр йæ тугæфсæст буарæмæ йе 'ндон стæг тагъд сдзæбæх и æмæ Урстуалты йæ мады фсымæртимæ цард, фиййау цыди. Æхсæв-иу фосы цур дарæны мæйрухсимæ ныхæстæ кодта:«Уæлæ мæйрухс,— загъта,— кæд искуы Азауы сау цæстытæ дæумæ мæнау дзыназынц, уæлæ Бонвæрон стъалы, кæд Азау дæуындæй йæхи рæвдауы, уæ зæххы Барастыр, кæд искуы йæ урс фæлмæн риу сыджыты æмбийы».

       Таймураз был тяжело ранен, но молодое тело и стальное здоровье победили, Он поправился и жил в Урстуалта, у братьев матери. Бывало, ночью, находясь на пастбище со скотом, смотрел на плывущий в небе месяц и спрашивал у него:
       — О, светлый месяц! Может, где-нибудь Азау так же взывает к тебе? О, звезда Бонварнон! Может, черные глаза Азау сейчас любуются тобою? О, подземный Барастыр, а может, ее белое тело давно гниет в земле! — и в этих горьких думах встречал он утро.

            Ахæм сагъæстимæ Таймуразыл æхсæв бон кодта. Дыууæхатты Таймураз Азауы агурынмæ дæр ацыди, фæлæ никуы ницы ссардта æмæ фæстæмæ афтидæй æрцыд. Таймуразæн йæ мадыфсымæртæ ус курыныл ныллæууыдысты, бирæ чызджытæ йын амыдтой, бирæ чызджы зæрдæ хæлдта Таймуразы бæллиццаг уынд. Фæлæ Таймураз не сразы, уынгæ дæр никæй кодта, йæ зæрдæмæ дæр ничи цыд.
           
Уарзондзинады æфхæрд низæй низдæр у, Таймураз мæллæг кæнын райдыдта, мæт æмæ мæт адæймаджы æнафоны мæрдтæм кæнынц, Таймураз æррынчын, æруатон и æмæ йæ мадыфсымæртæм басидт æмæ сын загъта:
           
— Æз мæлын, мæ куыст уын хæлар уæд, фæлæ куы амæлон уæдмын мæ мард ахæссут æмæ мæ Ганисы уæлмæрды мæ фыды цур баныгæнут.

 

       Таймураз дважды отправлялся на поиски Азау, но даже следа ее нигде не было, и он возвращался ни с чем. Родственники пытались женить его: не одно девичье сердце страдало по нему, но он и слышать не хотел о женитьбе и ни на кого не обращал внимания.
       Тоска и горечь любви могут до времени свести человека в могилу. Таймураз начал таять на глазах, заболел и слег. Он позвал родственников и сказал им:
       — Я умираю. Выполните мою последнюю просьбу: когда я умру, отвезите меня в Ганис и похороните рядом с отцом.

            Уый тыххæй йæ мадыфсымæртæй æцæгдзинады дзырд райста. Амард Таймураз, рухсаг уæд, æмæ йæ ахастой йæ мадыфсымæртæ æмæ йæ Ганисы уæлмæрды йæ фыд Бибойы цур баныгæдтой. Сывылдз хъæдæй йын йæ нывæрзæн цырт ныссагътой. Уыцы цырт схæцыд æмæ сбæлас, абондæр цæры Ганисы уæлмæрды стыр сывылдз бæлас.

       И взял с них слово, что они так и сделают. После этого он прожил недолго, светлая ему память. Братья матери сдержали слово, отвезли его в Ганис и похоронили рядом с Бибо, а в головах его могилы поставили памятник из ствола карагача. Этог ствол пустил побеги и стал деревом.
            Афонтæ цыдысты, рæстæг ивта; Уырыс Кавказы бæстæ райстой, адæм æрсабыр сты, фæндæгтæ суæгъд сты, адæмтæ кæрæдзимæ цæуын байдыдтой. Азау дæр базыдта йæ фыдыбæстæ, фæлæ Таймуразы царды бæрæгæн ницыма зыдта æмæ Ганисы хъæумæ цæуыны фæнд скодта. Уалдзæг уыд æмæ бæстæ зынг фестад, хурыскæсаны дымгæ фаг улæфыд, æмæ йæ бæлæстæ фæлмæн хъырныдтой, æрнæджытæ дидинæгæй сæхи сфæлыстой, алы хъулон хуыз æвдыстой, бæстæ цард сси, алчи йæ къаимæ баиу — бамбал и: мæргътæ, бындзытæ, кæфтæ, кæсæгтæ царды уалдзæджы цин кодтой. Фæлæ Азауы салд зæрдæ нæ батæфст, нæ бахъарм. Æнæ къайæ, иунæгæй, зыбыты иунæгæй арвыхъæды бын хъеллау кодта. Таймуразы уарзондзинад ын йæ зæрдæ раппар-баппар кодта, иу ран нал лæууыд.        Шли годы, менялись времена. Русские взяли Кавказ. Распри утихли, дороги освободились, разные народы стали свободней общаться друг с другом. До Азау дошли вести из родных мест, но о судьбе Таймураза она не знала ничего. И она решила ехать в Ганис.
       Была весна, мир вокруг искрился. Деревья зазеленели, луга покрылись цветами. Все ожило, все в природе искало себе пару. Птицы, насекомые, рыбы, звери — все были рады весне. Лишь замерзшее сердце Азау никак не могло оттаять. Она была одинока под этим бескрайним небом, и мысль о Таймуразе все еще тревожила ее.

            Иубон Азау йæ хиуагæн афтæ зæгъы:
           
— Ауал азы дæ хæдзары фæкуыстон, базæронд дæн, мæ райгуырæн бæстæ никуы федтон, мæ мад, мæ фыды уæлмæрд нæ зонын, мæ хæстæджытæй ферох дæн. Афтæмæй куы амæлон — тæригъæд дын уыдзæни, курын дæ, æмæ мын мæ мад, мæ фыды уæлмæрд фенын кæн,— загъта.
           
Хиуаг дæр уæлдай ницыуал сдзырдта æмæ сразы ис.

       И вот однажды Азау сказала мужу:
       — Я, как рабыня, много лет прожила в твоем доме, состарилась здесь, но ни разу не была на родине, Я не знаю, где могилы отца и матери, родные забыли меня. Если я так умру, ты возьмешь грех на душу. Прошу тебя, дай мне возможность увидеть могилы моих родителей!
       Гугуа согласился без лишних разговоров.

            Азау раст Зæрдæвæрæн бонмæйæхисцæттæкодта:арахъхъ рауагъта,гъомелийытæнджытæ сфыхта,иуфысбалхæдта,уæрдон сифтыгътой æмæйæ фырттæй иуимæ ацыд. Азауæн фæндагылйæзæрдæ схъæлдзæг, йæ зæронд хус уадултыл туджы уадындзтæ ахъазыд, йæсау цæстытæ худæнцæстæнгаслæвæрдтой, йæзæрдæцыдæрхæрзæбонмæ тындзыдта;Таймуразысурæтйæзæрдæйы, цæстытылуади, фæлæ хъуыддаг афтæ не 'рцыд.        Подходил день Зардаваран. Азау стала собираться в дорогу. Она сделала араку, испекла пирогов и купила барана. На другой день она села в арбу и отправилась в путь с одним из сыновей. Чем ближе подъезжали они к Ганису, тем больше оживлялась Азау. Старые высохшие щеки разрумянились, глаза смеялись. Давние счастливые видения снова вставали перед ней.

            Раст хурныгуылд афон Ганисы хъæумæ бахæццæ сты. Хъæугæрон сæ размæ рауад иу ус, Магда, зæгъгæ. Азауы базыдта æмæ йыл фæцинтæ кодта, Магдайы Азау йемæ акодта æмæ йæ фыды хæдзармæ бацыд. Азауыл йе 'фсымæртæ фæцин кодтой, лæппуйы хæдзармæ бакодтой. Азауæмæ Магда тыргъы æрбадтысты. Хур йæ фæстаг тынтæй хæхтæн салам лæвæрдта, Ганисы къæдзæхтæ сызгъæринау æрттывтой. Таймуразы цыртбæлас ингæныл аууоны сау æмбæрзæн айтыдта. Азау Магдайæн афтæ зæгъы:
           
— Дæ фæхъхъау фон, Таймураз цы фæци, Таймураз?

       На закате они добрались до Ганиса. На краю села им встретилась пожилая женщина по имени Магда. Когда-то они с Азау были подругами. Они обрадовались, узнав друг друга, со слезами обнялись и вместе пошли в село. Родные, давно считавшие Азау мертвой, радостно встретили ее и ввели в дом. Азау и Магда сели на террасе. Солнце освещало горы последними лучами и утесы Ганиса горели золотом. Женщины, много лет не видевшиеся, долго говорили, расспрашивая друг друга о жизни. Но главный вопрос не давал Азау покоя. Наконец, она решилась и с бьющимся сердцем спросила:
       — Скажи, а что сталось с Таймуразом? Магда тяжело вздохнула.

            Магда ныуулæфыд æмæ афтæ зæгъы:
           
— Раджы куы амард, дæ нывонд фон, Урстуалты йæ мадырвадæлтæм, ардæм æй æрхастой æмæ йæ Бибойы цур баныгæдтой, йæ фыды фарсмæ.
           
Азауæн йæ зæрдæ атыппыр, адæнгæл, цæсгом ацъæх и, хурхуадындзтæ адымстысты, цæстытæ батартæсты, сæры магъз ихы къæртт фестад æмæ афтæ зæгъы:
           
— Цом-ма, дæ нывонд фон, йæ ингæн мын фенын кæн.

       — Он ведь давно умер… В Урстуалта, у родственников матери… Они привезли его сюда и похоронили рядом с Бибо, его отцом.
       Свет померк в глазах Азау. Она почувствовала, как превращается в кусок льда. Все, что заставляло ее жить и дышать, вдруг исчезло. Остались только холод и пустота. В наступившей тишине она услышала свой голос, глухой и бесцветный:
       — Прошу тебя, покажи мне его могилу.

            Азау Магдайы фæстæ цух-мухтæгæнгæ араст æмæ уæлмæрдмæ ссыдысты. Магда Азауæн Таймуразы ингæн бацамыдта. Азау ингæныл адæлгом, йæ дзыхыдзаг сыджыт фелвæста æмæ базыр-зыркодта, æрбатымбыл, стæй адæргъ ингæны уæлæ æмæ йæ уд систа. Магда адæммæ фæдис фæци, адæм сызгъордтой æмæ Азауы Таймуразы ингæны уæлæ дæлгоммæ мардæй ссардтой.
           
Адæм æрæмбырдсты. Азауы уæлмæрдæй хъæумæ нал æрхастой. Зæронд адæмтæ радзур-бадзур фæкодтой, æнæраст тæрхон сæм хорз нал фæкаст, фæсивæдæн Азау æмæ Таймуразы хабæрттæ фæдзырдтой, фæлæ æгæр ферæджы, дыууæ уарзоны кæрæдзийы нал федтой, æрмæст ма Азау йæ зæронд, фæлмдзыд стджытæ Таймуразы цур ингæны ныккалдта. Азауæн Таймуразы фарсмæ ингæн скъахтой æмæ йæ баныгæдтой; «Рухсаг ут, рухсаг» загътой æмæ раздæхтысты. Йæ фысæй йын хист скодтой æмæ ацыдысты.
           
Таймураз æмæ Азауы ингæныл стыр сывылдзбæлас абон дæр дзыназы Ганисы уæлмæрды.

       Она медленно шла за Магдой. Та молча указала ей рукой на холмик под большим деревом. Азау ничком упала на могилу, тело ее задрожало и вытянулось. Она была мертва.
       Магда стала звать на помощь. Сбежались люди и увидели Азау лежащей замертво на могиле Таймураза. Собралось все село. Азау похоронили рядом с Таймуразом. Старики рассказали молодежи историю двух влюбленных. Тот давний суд уже не казался им правым, но ничего уже нельзя было изменить: два любящих сердца так и не встретились в этом мире.
       Барана, которого Азау привезла с собой, зарезали ей на поминки, сказали: «Светлая тебе память!», и разошлись.
А над кладбищем Ганиса по сей день стонет, рыдает на ветру старый карагач.

* Сæргæндты сыфмæ *